Глин Айлиф "Царь Итаки"

— Если я смогу убедить ее, что это пойдет на пользу ее двоюродной сестре, — ответила Неэра и поцеловала его в щеку. — Я зайду к ней завтра после завтрака.

* * *

Агамемнон созвал военный совет. Цари и царевичи пришли, как их и приглашали, только со старшими командирами своих отрядов и советниками. Одиссея сопровождали Эперит, Галитерс и Ментор, и каждый почувствовал свою привилегированность от пребывания рядом с такими великими людьми. Это была элита Греции, гордость ее молодой знати, в них заключалась надежда на будущее страны.

Никто из рабов не прислуживал, поскольку этим вечером подавали только скромный ужин. В большом зале собрались всего по несколько человек из свиты каждого претендента, и он казался почти пустым. Когда они заходили туда, их шаги эхом разносились по нему, и впервые стало можно оценить размеры помещения. Поскольку еда, вино и женщины на этот раз не отвлекали гостей, они стали обращать внимание на великолепную настенную роспись, украшавшую стены, колонны и потолок. Богатая мифология и спартанское прошлое были представлены в ярких красках и образах.

Казалось, воздух гудит и жужжит от множества приглушенных голосов. Так слухи распространялись среди собравшихся воинов. Их возбуждала перспектива войны, хотя они пока не знали, кто и откуда угрожает. Но мысль о том, чтобы снова взяться за оружие после нескольких лет относительного мира на материке, возбуждала всех.

Больше всего возбудился Аякс, который с надменным и властным видом стоял на возвышении, а его плечи и голова поднимались над всеми остальными. Он вызывал благоговейный трепет, а его глаза горели от перспективы кровопролития. Царя Саламина сопровождал вечно дергающийся сводный брат, который по привычке прятался за спиной гиганта и выглядывал у него из-за локтя. Находился рядом с ним и Малый Аякс со змеей на плечах. Все лицо у него было в синяках и опухло после вчерашней драки, но это не мешало Оилиду оглядываться по сторонам агрессивно и злобно.

Диомед увидел, как вошли итакийцы, и отправился поприветствовать их.

— Великолепен, не правда ли? — спросил он, кивая на Аякса. — Вы можете представить его в битве? Сами боги испугаются такого воителя.

— Он как раз об этом и заявлял, — сообщил Галитерс. — Я слышал, как он хвастался, что если захочет, способен победить Ареса и Афину вместе взятых, причем голыми руками. Такие разговоры могут только привести к беде.

Диомед кивнул:

— Это правда, что он не уважает богов. Но все равно это человек чести, и я был бы счастлив иметь его в друзьях и союзниках. Мы с Агамемноном говорили с ним насчет предстоящей войны, и эта мысль ему очень понравилась. Мы не обсуждали детали, это дело совета. Но Аякс отправился бы сегодня, если бы смог. Он живет ради борьбы и абсолютно бесстрашен. Если он вообще боится смерти, то только потому, что больше не сможет сражаться и завоевывать себе славу.

— Здесь нет больше таких, как он, — сказал Эперит. — Но такая гордость опасна. Я слышал, что он прибыл без сопровождения, поскольку ему противна сама мысль о том, что может потребоваться защита. Если не считать этих двух существ, которые все время держаться при нем, Аякс сражается в одиночку. Я даже слышал, как он говорил, будто остальные претенденты напоминают ему обеспокоенных рабынь, раз привели с собой столько солдат. Но я считаю, что подобное бесстрашие и независимость делают человека ненадежным и опасным.

— Может, и так, Эперит. Но он — наше сильнейшее оружие. Не знаю, можно ли в это верить, но говорят, что его кожу не может пронзить никакое вооружение с тех пор, как его еще в младенчестве накрыли шкурой Геракла. А еще я слышал, что Геракл — единственный человек, которого он уважает. Вы представляете, что случится, если эти двое когда-нибудь подерутся? Будет новая воина богов и титанов.

Воинская мощь и мастерство царя Саламина определенно стали навязчивой идеей Диомеда. Эперит видел, как Аякс разбрасывал мирмидонян, словно муравьев, и тоже относился к нему с восхищением. Однако его всегда учили сражаться в отряде, группе, поэтому любой, кто сражался в одиночку, вызывал у него естественное подозрение.

К ним присоединился Менелай, который по-дружески приветствовал собравшихся и сказал, что совет вскоре начнется. Затем он обвел взглядом остальных, подсчитывая их про себя. Внезапно что-то привлекло его внимание.

— А кто это там в безрукавке из овчины?

Он показал на молодого человека, стоявшего в тени, в дальней части зала. Юноша был красив, но определенно не происходил из знати. Выглядел он, как пастух, только вместо посоха держал гигантский лук, который оказался даже больше, чем тот, что отдал Одиссею Ифит. Эперит с облегчением отметил, что у парня при себе нет стрел.