Глина

Ждем. Я стал водить пальцем по именам тех, кто лежал в земле под нами. Целая компания Брэддоков, все померли сто или больше лет назад. На камне написано — вошли во врата славы. Я представил, как они там разлагаются, как плоть, кровь и кости превращаются в слизь, потом — в пыль. Теперь, наверное, их уже и не отделишь от земли, от песка, от глины. Я посмотрел на могилы, где всего несколько дней назад мы похоронили тех двоих. Как, интересно, они сейчас выглядят? Уже стали похожими на прах?

Сам слышу, как говорю:

— А может, мы время перепутали? Может, ну его все, пойдем отсюда?

Штырь осклабился:

— Трусишь?

Я мотнул головой. Несколько месяцев назад мы с ним сцепились. Дрались, пока не выдохлись оба. Никто не победил. У меня потом много дней все болело. Ссадины и синяки не сходили целую вечность.

«И какой в этом смысл?» — спросила мама, увидев эти боевые раны. А папа сказал ей, чтобы не переживала. Так уж жизнь устроена. Головой покачал: «Мальчишки».

Стало еще темнее. Ждем. Тут Скиннер вдруг шепчет:

— Гляди!

Появился Череп — идет вразвалочку между надгробий.

— Череп! — позвал Скиннер. — Мы здесь!

Череп подошел к горцу надгробного камня.

— Салют, Череп, — говорит Штырь.

Череп глянул на него, выпятил губу. Кулаком провел по щеке, закурил. Уставился на меня. Глаза пустые, мертвые.

— Ну? — прохрипел.

Все молчат. Он хряснул по камню кулаком и опять:

— Ну?

— Тот псих с ножом нам не дружбан, — говорит Джорди.

Череп облизал костяшку пальца. Я вдруг увидел, каким он будет через пять лет: грузным, обрюзгшим, медлительным, с отвислым животом — спившийся недоумок, на которого всем начхать. Он ткнул пальцем в меня:

— Этот ему дружбан. Я видел, как они разговаривали.

— Угу, — сказал Джорди. — Но только…

Череп еще раз хряснул по камню:

— Пасть заткни! Я их видел. Видел, как они обжимались да шептались на ушко.

— Обжимались? — не поверил Скиннер.

— Видел, как тот новый козел целовался с этим козлом.

— Целовался? — не поверил Скиннер.

— Угу. Там еще цыпка была. Тоже все видела. — Череп не сводил с меня глаз. — Скажи, что я заливаю, — говорит.

Я молчу. Он сжал кулак, будто бы замахнулся на меня, и снова осклабился, когда Штырь перехватил его руку.

— У нас перемирие, Череп, — напомнил Скиннер.

— С врунами перемирий не бывает, — говорит Череп. Снова сжал кулак. — Ты, падла католическая из Феллинга, — врун, — говорит. Моргнул. Посмотрел на нас по очереди. — Ну, чего теперь скажете?

Мы молчим. Где-то очень высоко — выше деревьев, выше церкви — на небе появились красные полосы.

— Ладно, — говорит Череп. — С этой лживой падлой я сейчас разберусь.

— Не надо, — шепчу.

И сделал шаг от надгробия.

— Джорди, — говорю.

— У нас перемирие, — сказал Джорди, но Череп возьми да и плюнь в него — в полную силу, прямо в лицо.

Я бросился бежать. Череп за мной. Сбил с ног. Я — кубарем по земле. Он давай топтать мне голову, ребра, спину. Вокруг — одна тьма в звездах, но потом остальные его оттащили. Я лежу калачиком у надгробия. «И все они ныне подобны ангелам», — написано на нем.

— Дейви, беги! — Это Джорди.

— Беги! — Это Скиннер.

Я как-то поднял себя с земли и выскочил с кладбища обратно на Уотермил-лейн да так и мчался, пока впереди не замаячила, поджидая меня, темная фигура. Стивен Роуз стоит, прислонившись к дереву. Я сбавил скорость, остановился.

— Дейви, — сказал он.

Я оглянулся. Никого.

— Все хорошо, Дейви. Там ничего нет. — Голос его сделался ласковым: — Тише, Дейви.

23

До дома было метров сто. В окнах горел свет. Очень хотелось, чтобы вышел папа или мама вышла. Чтобы кто-то из них заорал на всю улицу, а Стивен бы рванул обратно к Дурковатой Мэри. Но никто не вышел. Никакого движения. Темнота сгущалась. Стивен все выдыхал свои успокаивающие слова. И я действительно затих изнутри. И подумал про ангела, который Стивена низверг и поднял снова, и подумал о том, как видел струящуюся из него силу; и я сказал себе, что Стивен Роуз — это нечто странное и новое, нечто мне ниспосланное, явившееся в тот самый момент, когда я из мальчика стал мужчиной. Стою — и не могу отвернуться. И говорю ему:

— Чего тебе нужно, Стивен?

Он пожал плечами:

— Перекинуться парой слов.

Я посмотрел на медальончик «Святое Сердце», который вырисовывался силуэтом на нашей двери. Проговорил про себя: «Избави нас от лукавого».

Стивен дотронулся до красной полосы у меня на щеке:

— Череп?

— Угу.

— Незачем ему жить, верно?

Молчу. Он тихо рассмеялся:

— И не будет. Мы это все знаем. Ты только представь. Нет больше Черепа. Нет этого монстра.

— Он и так скоро сопьется, — говорю. — Всех и делов — не связываться с ним до тех пор.

Он рассмеялся:

— У тебя пока плохо получается.

Я рассмеялся с ним вместе.

— А ты только представь, что оно взяло и произошло, Дейви. Представь: спишь ты себе в кроватке, а потом просыпаешься обыкновенным таким солнечным утром, а мама тебе говорит: «Слышал, что Черепа больше нет?» — И он ухмыльнулся. — Вот уж будет радости, верно? Чарли Черрис загнулся! Ну что, будет? Признавайся, будет?

Я пожал плечами:

— Угу.

— Вот и хорошо. А теперь слушай. Мой ангел явился снова.

— Твой ангел?