Глиняный бог

Так я стоял долго возле двери с изображением человеческого черепа, пока скрежет металла о металл не прекратился. Замок щелкнул, и дверь приоткрылась.

Вначале в темноте щели я ничего не увидел. А затем из нее показалась голова человека. Я чуть было не вскрикнул, узнав в нем Мориса Пуассона.

Когда наши глаза встретились, он сделал мне знак, чтобы я погасил свет. Я щелкнул выключателем и вернулся к двери. Она тяжело открылась. Я не видел его, но слышал, как тяжело он дышал. Затем он прошептал:

— У вас никого нет?

— Нет.

— Поверьте мне, я честный человек, и я не могу здесь больше оставаться.

— Что вы хотите делать?

— Бежать.

— Куда?

— Бежать отсюда во Францию. Рассказать всем все…

— А разве отсюда нельзя уйти просто так?

— Нет.

— Как же вы собираетесь бежать?

— Это мое дело. У меня нет времени на объяснения. Который час?

Я глянул на светящийся циферблат ручных часов:

— Без четверти два.

— Через семь минут они будут далеко…

— Кто?

— Часовые. Вот что. Возьмите этот ключ. Он позволит вам кое-что узнать. Только не ходите по правой галерее. Идите прямо. Подниметесь по ступенькам вверх и откроете такую же дверь, как эта. Я думаю, на мое место они найдут человека не раньше, чем через месяц. За это время вы успеете все узнать.

— Чем я могу вам помочь?

— Три вещи: очки, бутылку воды и стакан спирта. Спирт я выпью сейчас.

— У меня нет очков против пыли. У меня рабочие очки. Кстати, почему вы не входите в комнату?

— Подождите. Так просто войти к вам нельзя. Давайте очки. Сейчас без них мне не обойтись. Песок.

Я вернулся в свою комнату и взял со стола свои очки. Затем я ощупью нашел бутылку с завинчивающейся крышкой и наполнил ее водой. Пуассон выпил стакан спирта и запил водой из бутылки.

— Так, кажется, все. А сейчас берите меня на руки и несите до наружной двери. Если там все спокойно, я выйду.

— На руки? Вас? — изумился я.

— Да. Берите меня на руки. Иначе они узнают, что я у вас.

Он вылез из ящика, и я понес его к выходу. Когда я открыл наружную дверь, облако песка яростно набросилось на нас. Несколько секунд мы вслушивались в воющий ветер. Морис тронул меня за плечо.

— Пора. Прощайте… Не забывайте, что вы француз и человек. Заприте дверь в трансформаторный ящик. Прощайте. Скоро и вам все станет понятным…

Он наклонился и нырнул в стонущую темноту.

Я возвратился в лабораторию, зажег свет и запер дверь “трансформаторного ящика”.

В эту страшную ночь я не мог уснуть. Только под утро я забылся тяжелым, переполненным кошмарами сном. Меня разбудил яростный телефонный звонок.

— Мюрдаль, вы спите, как мертвец! — услышал я резкий голос фрау Айнциг. — Почему вы еще не на работе? То, что вы не спите по ночам и, как лунатик, бродите по лаборатории, еще не дает вам права просыпать на работу.

— Боже, а сколько сейчас времени?

— Сейчас две минуты десятого.

— Да, но ведь такая темень…

— Хотя это в мои обязанности и не входит, могу вам сообщить, что на дворе ураган, — ответила она язвительным тоном и повесила трубку.

Я быстро оделся и пошел умываться.

КРЫСА

Странное появление Пуассона в моей лаборатории среди ночи и его бегство вызвали в моей душе смятение. Все произошло так неожиданно, что в течение нескольких дней я не мог прийти в себя, постоянно вспоминая все детали этого события.

С его бегством в институте ничего не изменилось. Ни доктор Шварц, ни фрау Айнциг, ни обходившие территорию часовые не проявляли никаких признаков того, что произошло что-то необычайное. Все было как всегда.

Я по–прежнему получал на анализ большое количество органических и неорганических веществ у Шварца. Исчезли только “грязные” препараты, которые мне приносил Морис.

С его исчезновением я потерял единственного собеседника, с которым я иногда мог вести неофициальные разговоры.

Не видел я больше и Фрелиха. Только после того, что произошло в моей лаборатории в связи с его приходом, доктор Шварц стал относиться ко мне более сухо и болей официально. Он перестал разговаривать со мной о вещах, не имевших отношения к работе. Часто, изучая результаты моих анализов, он становился раздражительным и придирчивым. Были случаи, когда он приказывал мне переделывать или повторять анализы. Я заметил, что во всех случаях, когда это происходило, анализируемые вещества представляли собой густые смо–лообразные жидкости, несколько мутноватые на просвет. Эти вещества имели огромный молекулярный вес — иногда более миллиона — и сложную молекулярную структуру, в которой я обнаружил при помощи инфракрасного спектрофотометра сахаридные и фосфатные группы и азотистые основания. Странным было то, что в этих веществах я не обнаруживал кремния. Именно это обстоятельство, как мне казалось, делало доктора Шварца раздражительным и нервозным. Однажды я осмелился спросить Шварца, что это за странные вещества. Не поворачивая головы в мою сторону и пристально всматриваясь в выписанные в столбик данные, он ответил:

— Рибонуклеиновые кислоты.