Глиняный колосс

Лысая совесть упорно следит за моими перемещениями по купе. Ей-богу, имеется вот у этого портрета некое коварное свойство — в каком бы месте я ни оказался, взгляд изображенной персоны неотступно следует за мной. И впрямь «Совесть»…

Щелчок, и красивый медальон в который уже раз за этот день распахивается. С фотографии на меня смотрит та, у которой два большущих, широко распахнутых глаза. Пара глазищ таких, и ничего больше… Словно популярный смайлик в соцсетях, смех один да и только!

На этом изображении Елена Алексеевна в широкополой шляпе, светлая тонкая кожа лица и шеи незаметно переходит в кружевное, такое же светлое, платье… Повернувшись к «Совести» спиной, я несколько минут рассматриваю портрет… Чуть помедлив, все же открыто разворачиваюсь к портрету лицом — смотри, «Совесть». В общем, скрывать от тебя теперь точно нечего!

Спустя полчаса после осмотра ротовой полости я сижу на подоконнике в пустынном теперь коридоре. Все просители распущены — приема у премьера больше не будет… Похоже, долго. За моей спиной вовсю бурлит городская жизнь: стук копыт о булыжники, грохот проезжающих телег и повозок, чьи-то крики и брань…

Затянувшееся молчание нарушает Павел Иванович:

— Ну что же, господин Смирнов… Можно вас поздравить! — Чуть насмешливый взгляд генерала, как всегда, загадочен. Никогда по нему не поймешь, веселится он или всерьез… Но на сей раз, похоже, основания имеются: составление текста телеграммы его величеству там, за дверью кабинета, — совсем не шутка. Собственно, граф Витте и попросил нас обождать в коридоре. Запершись с секретарем и отменив все встречи.

— Спасибо…

— А чего так грустны? — Взгляд направлен куда-то мимо меня, в окно. Причем уже с целую минуту.

Пожимаю плечами в ответ. Что здесь скажешь? Как-то так…

Генерал задумчиво крутит ус:

— Хм… И когда это вы успели так покорить сердце мадемуазель Куропаткиной?.. — Он делает ударение на слове «так».

Я вздрагиваю, встрепенувшись. Так ты, Павел Иванович, ее тогда узнал, оказывается?

— …Знавал ее еще юной девочкой… — продолжает он, не обращая на меня никакого внимания. — Выросла — в красавицу на выданье. Не находите? Взгляните же на улицу! — Прищуренные глаза с озорной искрой встречаются с моими.

Что-о-о-о-о? Едва не сшибая с ног вовремя отошедшего генерала, я совершаю балетный прыжок, которому позавидовала бы Майя Плисецкая… Где?!

Знакомая белая шляпа… Она! Ждет, не ушла никуда!.. К ней, скорее!!!

Твердая рука останавливает меня уже на бегу. Будто локоть угодил в капкан.

— Стойте же, Вячеслав Викторович… — Мищенко оглядывается на дверь кабинета. — Не спешите…

Я непонимающе смотрю в шальные глаза. Чего ты опять удумал, Пал Ваныч?

— …Посмотрите же на себя. Ничего необычного не находите?

Что не так? Я Слава Смирнов, а чего еще?..

— Насколько я понимаю, необходимо объяснение, почему вы не поручик, а простой казак? И не лучше ли будет, если протекцию сделаю я?.. — Прищуривается, становясь серьезным. — Генерал Мищенко? Впрочем, решать вам.

Я замираю в нерешительности. Если бы это предложил мне кто-то другой — хрен там… Не легенда русско-японской, с огромным авторитетом в армии…

— …Скажу я немногое… — продолжает он, и лицо его становится строгим, как никогда. — То, что вы сами вряд ли о себе расскажете, насколько я вас знаю, господин Смирнов. — Рука его разжимается, освобождая меня. — Но избранница ваша — обязана об этом знать. Люди часто бывают слишком скромны, и не всегда это идет им на пользу…

Ровные шаги гулко отдаются по коридору, удаляясь.

Прислонившись к стене, я тоскливо считаю секунды. Часто они летят, незаметно составляя из себя часы и даже сутки. А теперь вот… Сейчас я легко могу ощутить каждую, что миновала. Задержавшись в ней, прожив даже целую жизнь в этом длинном, бесконечном временном отрезке!

Окончательно измучившись после первых же десяти, я впускаю в голову самые идиотские мысли. И не стоит осуждать меня за них — кто любил по-настоящему, тот поймет… В окно сознательно не смотрю: какая-то неведомая сила не дает этого сделать.

Вот он, наверное, подошел к ней… Официальный поклон, как положено. Она, конечно, покраснела до ушей, он вежливо предлагает его выслушать. А я, получается, рассказал ему о нас? Идиот… Мало того, что сперва поручик, затем каторжник без погон, теперь вообще — рядовой казак… Так еще и трепло, выходит, последнее?.. Да она сейчас, зная эту натуру, просто сбежит оттуда, забыв меня, как страшный сон! Эх, Слава, Слава…

Окно в паре шагов, стоит лишь подойти и выглянуть. Но… Нет, не хочу! Нельзя…

А что он ей скажет? Скажет, служил-де у меня такой, и все дела? Попросил старшего по званию все объяснить? Сам не смог?!. Она тем более слушать не станет — подумает к тому же, что еще и трус! Трепло, значит, и трус последний… Ах да — каторжник и вообще непонятно кто…

Наконец, когда я, доведя себя до ручки, уже кляну себя последними словами за опрометчивость и тупость, далекий звук нарушает тишину помещения. Сердце замирает, останавливаясь. Цок, цок… Когда шел Мищенко, это звучало совсем не так!!! Топ-топ это звучало! А здесь…