Глиняный мост

Но тем не менее сообщение застряло в голове.

Нашел столб, передохнул у него, затем перешел дорогу, домой.

Рори хотелось чутка подкрепиться.

А я, я был недалеко, ехал, полз в пробке.

Вокруг, впереди, позади, выстроились тысячи машин, устремлявшихся к разным домам. Упорная волна зноя наваливалась через окно моего универсала (того, на котором я езжу до сих пор), и бесконечно тянулась кавалькада рекламных щитов, магазинных витрин и порциями движущихся пешеходов. С каждой подвижкой город вламывался в салон, но в нем оставался и привычный запах дерева, шерсти и лака.

Я высунул руку за окно.

Тело ощущалось как деревянная колода.

Ладони у меня были липкими от клея и скипидара, и мне хотелось одного: скорее попасть домой. Принять душ, сварганить ужин и, может, почитать или посмотреть старый фильм.

Ведь не так много и хотел, правда?

Доехать до дому и отдохнуть?

А вот и выкуси.

Бернборо

На такие дни у Генри были свои правила.

Во-первых, обязательно пиво.

Во-вторых, холодное.

По этой причине он оставил Томми, Клэя и Рози на кладбище, с уговором позже забрать их в Бернборо-праке.

(Бернборо-парк, для тех, кто не знает наш район, – это заброшенный стадион. Тогда там были рассыпающиеся трибуны и удобная парковка, компенсировавшая разбитые стекла. И у Клэя это было место самых жестких тренировок.)

Впрочем, прежде чем сесть в машину, Генри счел нужным дать Томми еще несколько последних инструкций. Рози тоже слушала:

– Если я припоздаю, скажи им попридержать коней, ладно?

– Ясно, Генри.

– И скажи им, чтобы бабки готовили сразу.

– Ясно, Генри.

– У тебя не заело это «ЯсноГенри», а, Томми?

– Не заело.

– Давай продолжи в том же духе, и я тебе всыплю, прямо при нем. Хочешь?

– Нет, Генри, спасибо.

– И я тебя понимаю, пацан.

Быстрая улыбка – движение озорного, хорошо тренированного ума. Генри шлепнул Томми по уху, ласково, но ловко, затем схватил Клэя.

– А ты – будь другом…

Он сжал его лицо ладонями.

– Не пропусти тех двух уродов.

В облаке пыли, взметенной колесами, Рози смотрела на Томми.

Томми смотрел на Клэя.

Клэй не смотрел ни на кого.

Он сунул руку в карман; в тот момент он всей душой хотел снова пуститься бегом, но с городом, распахнутым перед ними, и с кладбищем за их спинами. Он сделал два шага к Рози и подхватил ее под мышку.

Он выпрямился, и собака заулыбалась.

Ее глаза были пшеница и золото.

Она рассмеялась миру внизу.

Они оказались на Энтрити-авеню, только поднялись на высокий холм – и тут Клэй пустил Рози на землю. По гнилым стручкам плюмерии они протопали на Посейдон-роуд: главное место конных кварталов. Ржавая миля магазинов.

И если Томми тянуло в зоомагазин, Клэя влекли другие места: ее улицы, ее памятники.

Лонро, думал он.

Боббиз-лейн.

Мощенная булыжником Питер-Пен-сквер.

У нее каштановые волосы и густо-зеленые глаза, и она ученица Энниса Макэндрю. Ее любимый конь носит кличку Матадор. Ее любимыми скачками всегда были Кокс Плейт. Любимый победитель этих скачек – могучий Кингстон-Таун, добрых тридцать лет назад. (Все лучшее случается до нашего рождения.)

Книга, которую она читает, – «Каменотес».

Одна из трех, важных для всего.

На знойной Посейдон-роуд братья с собакой свернули на восток, и вскоре надвинулось: стадион.

И вот они уже идут на фоне его ограды, и вот сквозь дыру пробираются внутрь.

На беговой дорожке, под солнцем, они ждут.

Через несколько минут появляется привычная компания – малолетние стервятники на останках стадиона: дорожки затопил бурьян. Красный тартан слезает лоскутами. На поле выросли настоящие джунгли.

– Смотри.

Томми указал рукой.

Стекалось все больше мальчишек, со всех сторон высшего подросткового великолепия. Даже издалека можно было увидеть их пригоревшие на солнце улыбки и пересчитать их уличные шрамы. А еще почувствовать запах: запах вечных полумужичков.

Стоя на внешней дорожке, Клэй наблюдал за ними. Потягивающие из бутылок, чешущие под мышками. Швыряющие пустую посуду. Некоторые пинали проплешины на дорожке – наконец, довольно скоро, он увидел все, что нужно.

Потрепав Томми по плечу, он двинулся к навесу трибун.

Их тень поглотила его.

Попался грекам

К смущению и утешению Убийцы, в гостиной обнаружились остальные – те, кого мы частенько называли бандой Томминых идиотских питомцев. А ведь еще, конечно, имена. Кто-то назвал бы их величественными, кто-то, опять же, комичными. Первой Убийца увидел золотую рыбку.

Боковым зрением он заметил у окна аквариум на подставке и, повернувшись, разглядел рыбку, бросавшуюся вперед и откатывающуюся назад, таранившую лбом стеклянную стену.

Ее чешуя – словно оперенье. Хвост – золотая лопасть.

АГАМЕМНОН.

На полуотсохшей наклейке у днища это объявляла надпись зеленым маркером, сделанная неровным мальчишечьим почерком. Это имя Убийце было знакомо.

Затем на истертом диване спящий между пультом от телевизора и грязным носком обнаружился здоровенный серый зверюга-кот: полосатый, с гигантскими черными лапами и восклицательным знаком хвоста, он носил кличку Гектор.