Глинтвейн для Снежной королевы

– Сложная ситуация. Пока мой начальник ведет переговоры с батюшкой по своим каналам, я убеждаю твоего начальника, что из-за участия в похищении ребенка его приемной бабушки это нельзя считать делом семейным. Это была афера, прекрасно продуманная адвокатом Попакакисом. Специально для полной тишины после исчезновения Антона Капустина отцу ребенка был отправлен другой мальчик с подработанной медицинской картой. Он счастлив с «сыном», о чем рассказывает всем желающим и бывшим приемным родителям в том числе, что, как ты понимаешь, совершенно усыпит любую бдительность.

– Так когда же начнется операция «Монастырь», коллега?

– На днях, – кивнул Самойлов. – И на этом – крест. Поеду умирать на берег океана.

– Круто, – усмехнулся Колпаков. – Есть финансы или автостопом?

– Квартиру поменяю, на билет туда хватит. А там, может, и друзей старых отыщу. Говорят, колония хиппи еще не вымерла.

– Чтобы уж ты ни о чем не думал, скажу напоследок. Нашли тело Инны Ялиной.

– В колодце? – погрустнел Самойлов.

– Нет. На границе остановили груз для проверки. А номер груза подсказал гражданин патологоанатом. Так что можешь свой стенд в квартире ликвидировать.

– Откуда ты знаешь о стенде? – удивился Самойлов.

– Мария Мукалова рассказала, когда давала показания по факту укрывательства тела адвоката. Слушай, старик, ты видел ее глаза?

– Замнем.

– Нет, подожди. Она ведь работает гинекологом? По-моему, даже с ученой степенью.

– Осторожней. Работает она, может быть, и гинекологом, а на жизнь зарабатывает вынашиванием детей для бездетных семей.

– Ясно, – задумался Колпаков. – И много выносила?

– По моим данным – троих. Надеюсь, если повезет в монастыре и нам отдадут мальчика Антона, на этом она и остановится, удовлетворит свой так и не востребованный пока никем материнский инстинкт. А то у меня появилось такое чувство, что Мукалова боится детей.

– Ну, ты меня огорошил! – потер макушку ладонью Колпаков.

– А я специально! Надоело быть тактичным и внимательным. Буду честным с собой, как девочка Лера.

Уходя, Самойлов стиснул кулаки, чтобы сосущая боль, подкравшаяся к сердцу от известия о найденном теле Инки, стекла в кулаки и ушла, потом, не дождавшись драки или битья в стену костяшками пальцев.

Драка

В субботу на заснеженном поле возле мужского монастыря собралась толпа народу. Откуда все прознали, что происходит – неизвестно. Сама процедура выдачи Антона Капустина – мальчика с крыльями – проходила за закрытыми дверями, можно было бы посочувствовать прождавшему на ветру народу, но народ получил свое зрелище – и какое!

Монастырский служка сказал в высоком присутствии, что не выйдет ни к матери, ни к отцу, ни к бабушке, ни к другой матери – Марусе. Выйдет он только к сестре, если она того захочет, и в решении своем мальчик окончательно точку не ставил. Если сестра огорчится, увидев его, или чем-нибудь его попрекнет, или заплачет, он волен будет остаться в божьем доме и в дальнейшем. А что тут удивительного – мальчик больше двух лет не видел женских слез.

Встреча произошла на небольшой площадке у ворот, которые, вопреки принятому здесь распорядку выходного дня, сегодня были закрыты для желающих осмотреть монастырское подворье и купить выпечку. Лера бросилась к брату, подхватила его на руки и закружила. Она не собиралась оплакивать свои прошлые переживания и тоску по брату, она радовалась тому, что видит его и прижимает к себе.

– Ты меня искала? Почему так долго? – спросил Антон.

– Каждый день! Но мне нужно было подрасти и закончить школу, чтобы делать все, что можно взрослым, и забрать тебя у них.

– Все-все? – ужаснулся мальчик.

– Все-все, – кивнула Лера.

– И греховное?

В этот момент на поле у ворот произошло какое-то движение, и толпа развернулась полукругом. На мокром снегу друг напротив друга стояли две женщины – блондинка и брюнетка, причем брюнетка явно превосходила блондинку по весу.

– Сволочиная скотьина! – крикнула блондинка. – Ослиная проститьютка! Обезияния задница! Рываный рот!

Брюнетка выслушала все это молча, но, когда блондинка обозвала ее «рожденицей уродов», она подошла и залепила той громкую оплеуху.

– Поосторожней, Сиси, а то покалечу!

– Вонючья гиена! – крикнула Сесилия Суграна, сбрасывая с себя полушубок на лисьем меху.

– Простила бы ты своего мужа, а? – попросила перед второй оплеухой Маруся. – Не трогала бы нашего ребенка, гадина! Не можешь вернуть мужика, так на ребенка руку поднимаешь?!

Они сцепились. Появившийся с Лерой и Антоном Самойлов ужасно пожалел, что не видел, а главное – не слышал начала. Народ безумствовал. В основном – женщины. Они еще с полчаса не давали и близко подойти стражам порядка. Потом на снегу появились кровавые пятна, и дерущихся женщин растащили.

– Ну и мы пойдем, – увел детей Самойлов. – Не будем смотреть на мамочек, да?

Ограбление