Глинтвейн для Снежной королевы

– Тогда начните с разъяснения слова «накричала», что мне все из вас вытягивать приходится?! – Самойлов отметил, что нервничает.

– Мы с женой сказали Лере, что не будем больше искать Антона. Объяснили, как могли, что лучше постараться наладить дружеские отношения с Корамисом и уговорить его привезти мальчика на встречу. Встретиться где-нибудь на нейтральной территории, вы понимаете? На курорте, например, в Греции. Это бы всех успокоило, потому что американец Корамис категорически отказался приезжать в Москву, и вообще он в Россию больше ни ногой и намерения свои подтвердил тем, что расторг очень дорогой контракт, по которому он, собственно, сюда и ездил. Да! – просиял Капустин. – Мы поговорили с Антошей по телефону! Он разговаривал с нами по-английски, представляете? – увидев лицо Самойлова, Капустин сник. – О чем я?…

– Вы сказали дочери, что не будете искать мальчика. Я думаю, вы так решили из-за беременности жены, я еще при нашей последней встрече понял, что ее беременность окажется решающим фактором в этом вопросе. Вы сказали Лере об этом?

– Ну да, и об этом тоже…

– А она?

– Обозвала нас.

– Как? – Прохор Аверьянович подался к Капустину через стол.

Подумав, Валентин с трудом выдавил:

– Говнюками. Без влияния Элизы тут не обошлось.

– Да нет, – откинулся на спинку стула Самойлов, – я думаю, это ее слово выстраданное, так сказать. Ударили? Что вы так смотрите? Пощечиной наградили?

– Что вы?! – ужаснулся Капустин. – Валентина заплакала, а я пытался объяснить дочери фатальность сложившихся обстоятельств. Но Лера сказала, что сама будет искать брата и что не хочет больше с нами общаться.

– Что говорит Элиза? – спросил Самойлов, нюхая свой опустевший бокал – хорошее вино, после него донышко пахнет давленым виноградом.

– Ей по барабану, как выражается наш дворовый друг. Несет черт знает что! Что девочка должна сама пробиваться в жизни, что любая работа почетна, а в последний раз она сказала, что у Леры есть хороший богатый покровитель и нам нечего беспокоиться, представляете? Нам с Валей удалось ее заманить в гости, применили кое-какие методы допроса. Ничего толком узнать не удалось, кроме даты, когда она последний раз видела девочку. Получается – семьдесят четыре дня прошло.

– И что – никаких известий? – задумался Самойлов.

– Лера звонила Элизе. Раз пять или десять… Двенадцать, – определился Капустин. – Большинство звонков записалось на автоответчик.

– Так какого черта вы тогда морочите мне голову? – вскочил Самойлов. – Что вы подразумеваете под словом «пропала»?

– Никто ее не видел с тех пор, понимаете? А звонки – они могут быть записанными на пленку, а потом кто-то прокручивает их в трубку…

– Значит, когда пропавший мальчик звонит вам из счастливой американской жизни, на английском! – только вдумайтесь, на английском языке, вас это не настораживает, никаких мыслей о подделке в голову не приходит. А тут!..

– Из немецкой, – заметил Капустин.

– Что?… – опешил Самойлов.

– Из счастливой немецкой жизни. Антоша с Корамисом месяц назад еще были в Германии. Найдите Леру, пожалуйста, – жалобно попросил Капустин. – На меня без Лерки напала такая тоскливость, впору мебель грызть.

– Ничего, потерпите несколько месяцев, – не мог успокоиться Самойлов, – жена разродится, будет чем дома заняться, от тоски и следа не останется!

– Это другая тоска, это как будто вырвали кусочек сердца, и никаким другим ребенком его не нарастить.

Самойлов обещал подумать – только таким образом ему удалось выпроводить Капустина. Тот совал деньги – аванс – и просил подписать хотя бы условный договор на поиски дочери.

– Мне бы только знать, где она и чем занимается! – повторил он.

Аутизм

В половине седьмого следующего утра Самойлов уже замерзал на детской площадке возле дома Капустиных. В семь с минутами наконец из подъезда вышла Мария Ивановна Мукалова, натягивая на ходу перчатки. Не заметила Самойлова, пока он не преградил ей путь.

– Где ваша собака? – без предисловий спросил замерзший Прохор Аверьянович, стуча зубами.

Маруся не сразу узнала его и долго еще с удивлением разглядывала странный головной убор Самойлова – поверх старой меховой шапки бывший следователь повязал шарф, чтобы спасти от ледяного ветра уши и щеки.

– Зачем вам? – спросила она наконец, стараясь сдержать улыбку.

– Хочу знать, где ваша собака.

– Ее нет, – просто ответила Маруся.

– Давно?

– Две недели. Третья пошла.

– Собака у Валерии, так? – без объяснений своего интереса спросил Самойлов.

– У Леры, – кивнула Маруся. – Я спешу, а вы замерзли. Почему ко мне не поднялись?

– Я хотел убедиться, что вы не выгуливаете собаку утром. Если бы вы ее выгуливали, я бы ушел без всяких вопросов.

– Странный вы какой-то, – вздохнула Маруся. – Ладно, пойдемте ко мне, я позвоню на работу, что опоздаю.

– Я в подъезд зайду, а к вам подниматься не буду.

– Хорошо, только пойдемте скорее, а то у вас сейчас нос отвалится.

В подъезде они поднялись на один пролет, и Самойлов тут же прилип к батарее. Маруся молча стояла и ждала.

– Вы ведь больше не дружите с Капустиными, так? – то ли спросил, то ли выразил надежду Самойлов.