— Сядь на место, твою мать! — рычит, делая шаг вперёд, — Не заставляй меня идти на крайности.
— А может я хочу этого?
— Хочешь чтобы я прострелил ногу одному из твоих братьев?!
Марина замирает, и теперь Арнольд усмехается, тихо цыкает, снова отворачиваясь к окну.
— Сядь на место и не провоцируй. Я не шучу.
Она понимает это и опускается обратно. Арнольд тоже явно хорошо ее знает, так как отлично чувствует на какие кнопки надо надавить, и мне так ее жаль в этот миг. Марина из успешной, деловой женщины со стальными яйцами в миг превратилась в маленькую, беззащитную девочку. Как по щелчку пальцев.
Арнольд же стреляет еще раз, потом отсоединяет от пояса рацию и коротко говорит в нее что-то на незнакомом языке, после чего ставит ее рядом с оружием и выдыхает, оперевшись на него и положа голову сверху.
— Мне жаль, что так вышло, — через пару минут звенящей тишины тихо говорит, не поворачиваясь, Марина же быстро вытирает слезы и хмурится, изучая свои ногти.
— Я думала, что ты умер.
— Это не моя идея.
— Но твоя меня бросить, да?
— Так было нужно.
— Кому? — жалобно шепчет, он снова смотрит на нее коротко и снова отворачивается.
— На тот момент моя жизнь была слишком сложной, чтобы тянуть в нее еще и тебя. Я сделал это ради твоего блага, а не потому что хотел.
— Ты должен был все мне рассказать.
— Если бы я рассказал тебе хоть что-то, ты стала бы мишенью. Тогда у тебя бы не было выбора. Ты бы не стала тем, кем стала сейчас.
— Я тебя ненавижу…
— Знаю, — со смешком кивает, не отводя серьезного взгляда от того, что происходило за окном, — Но ты бы возненавидела меня сильнее, если бы я тебя не отпустил.
Его рация шипит, и он снимает ее, принимая еще одно сообщение на неизвестном языке, который я все также не могу узнать. Лишь догадки, что это норвежский, по крайней мере судя по их корням, хотя кто его знает? Да и догадываться некогда — вдруг мы слышим хлопок входной двери. Что ожидать дальше — без понятия. За окном слышатся крики, выстрелы, топот, и мы в этой комнате будто короли в усыпальнице в ожидании конца.
Как прозаично. Но мерный стук тонких каблуков не дает в волю насладиться всей иронией, а через миг в арке появляется новая фигура. На ней длинное платье, сверху соболиная шуба, на руках перчатки — и все в одной, черной гамме. Лицо прикрывает изящная шляпка с сеткой в тон траурному одеянию, но мне и не нужно видеть ее лица, я знаю, кто это.
— Ирис… — тихо выдыхает отец, подавшись вперед, но она словно не слышит.
Спокойно, плавно подходит к столу ближе, потом отодвигает стул, садится прямо напротив отца. Мы, как немые зрители, занимаем правый фланг, и я могу наконец так хорошо ее рассмотреть, как не мог раньше.
Она двигается особенно. Плавно и по-аристократичному размеренно. Приковывает взгляд. Я даже почти могу понять отца, Ирис привлекает внимание, но свое не дарит никому, кроме сына. Она смотрит на него, он хмурит брови, вглядываясь в ночной мрак. Молчит. Такое ощущение, что они ведут какую-то немую, лишь одним им понятную беседу, пока она не превращает ее в живую, настоящую.
— Что там? — спрашивает тихо, он также тихо усмехается.
— Помнишь, ты пришивала нам варежки на резинку? — Ирис усмехается в ответ, — Придумай что-нибудь такое для Марка. Он заколебал.
Теперь она смеется вполне долго и осязаемо, потом аккуратно снимает шляпку и когда кладет ее перед собой, вдруг резко поднимает глаза на Настю.
— Моя дочь рассказывала мне, что вы относились к ней очень хорошо.
Настя не понимает ничего. Она просто хлопает глазами, пугливо трясется, и так контрастирует с этой женщиной, которая словно выкована из стали.
— Анастасия, в качестве благодарности, вы сейчас встанете, возьмете своих детей, выйдете через парадный вход и дойдете до ворот. Там стоит черный мерседес, в который вы сядете и уедете.
— Вы…ее мать… — словно по голове ударенная, еле шевеля губами, выдыхает Настя, и Ирис слегка кивает.
— Да. Меня зовут Ирис.
— Но…вы же…вы…
— Умерла? Извините, но нет.
— Но…
— Вам не понять моих мотивов…
— Не ей одной, — цедит Лиля, на что Ирис лишь слегка мажет ее взглядом, снова приковывая его к Насте.
— Вас отвезет хороший друг. Вам нечего бояться, я даю вам свое слово, что вас и пальцем никто не тронет. Уходите.
— Я не уйду.
— Извините, Анастасия, но это не вопрос выбора. Вы уходите. Сейчас.
На втором этаже что-то падает, и это обрывает уже стальной приказ. Ирис резко поворачивает голову на звук, а Арнольд тут же спрашивает у отца.
— Кто на втором этаже?
Отец слегка пожимает плечами и усмехается в ответ.
— Сквозняк, наверно.
— Ты так просто не сдаешься, да,