В этот момент они обратились к помощи ряда американских советников, в число которых вошли Кеннет Эрроу и я. Эрроу получил Нобелевскую премию в том числе и за свою работу об основах рыночной экономики: он математически обосновал, почему и при каких условиях рыночная экономика функционирует. Его перу принадлежит также новаторская работа по экономической динамике. Но в отличие от пришедших в Россию «гуру» рыночных реформ, вооруженных учебником «экономике», Эрроу помнил ограниченность модели, взятой из учебника. Оба мы подчеркивали важность конкуренции, первоочередность создания институциональной инфраструктуры рыночной экономики. Приватизация была второй по очередности. Самый сильный вызов бросали китайцам проблемы экономической динамики, в особенности переход от деформированной системы цен к рыночной. В Китае нашли остроумное решение проблемы - двухуровневую систему цен: все, что предприятие производило по старым квотам (в рамках старой «командно-административной» системы), оценивалось по старым ценам, все, что производилось сверх старых квот, шло по свободным рыночным ценам. Система допускала полное стимулирование предельной (дополнительной) продукции (т.е. там, где, как это экономистам хорошо известно, оно действительно имеет значение), избежав гигантского перераспределения доходов, которое возникает, если новые цены одномоментно начинают распространяться на всю продукцию. В результате поиск недеформированных цен шел «на ощупь», путем проб и ошибок - этот далеко не всегда гладкий процесс был проведен с минимальными потрясениями. Самое главное в том, что китайский подход к реформам избежал ловушки необузданной инфляции, которой была отмечена шоковая терапия в России и ряде других стран, бравших уроки у МВФ. В них последствия были самыми пагубными, включая опустошение личных сберегательных счетов. А китайцы от двухуровневой системы цен отказались тогда, когда она выполнила свою задачу.
Китай развязал процесс творческого разрушения: устранение старой экономики шло через создание новой. В небольших городках и деревнях, которые были освобождены от обязательной сельхозориентации и могли переключить свое внимание на другие виды деятельности, создавались миллионы новых предприятий. Одновременно китайское правительство пригласило в страну иностранные фирмы для участия в совместных предприятиях. Иностранные фирмы повалили гурьбой. Китай стал самым большим получателем прямых иностранных инвестиций среди возникающих рыночных экономик и занял восьмое место в мире после США, Бельгии, Великобритании, Швеции, Германии, Голландии и Франции{45}
К концу десятилетия Китай продвинулся в этом списке еще выше. Параллельно создавалась «институциональная инфраструктура» - эффективные органы по ценным бумагам и биржам, банковское регулирование и социальная страховочная сетка. Только после того как была реализована страховочная сетка и созданы новые рабочие места, в Китае приступили к новой задаче - реструктурированию и разукрупнению старых государственных предприятий, одновременно сокращая численность госбюрократии. Всего за два года был приватизирован почти весь жилищный фонд. Конечные задачи далеки от осуществления, будущее - далеко не ясное, но совершенно бесспорно: подавляющее большинство китайцев живет сегодня гораздо лучше, чем двадцать лет назад.«Отход» от авторитаризма для правящей Коммунистической партии Китая является более трудной проблемой. Экономический рост и развитие автоматически не даруют личных свобод и гражданских прав. Между политикой и экономикой существует сложная взаимосвязь. Пятьдесят лет назад бытовало представление о существовании обратной зависимости между экономическим ростом и демократией. По этой логике Россия могла бы перегнать Америку, а на практике россияне заплатили слишком высокую цену. Мы знаем, что они отказались от свободы, но не получили экономических выгод. Известны случаи успешных реформ при диктатуре, например при диктатуре Пиночета в Чили. Но образцы диктатур, подрывавших экономику своих стран, приходят на ум куда чаще.
Для экономического роста важна стабильность. Каждый, кто знаком с историей Китая, поймет, что опасение нестабильности глубоко укоренилось в сознании народа, чья численность превышает миллиард человек. В конечном счете экономическое развитие и всеобщее процветание являются необходимыми, если и не достаточными, условиями долговременной стабильности. Западные демократии в свою очередь показали, что свободные рынки могут преуспеть в обеспечении роста и процветания в атмосфере индивидуальных свобод. (Но часто при сильной поддержке рыночной дисциплины государством.) Эти рецепты, верные в прошлом, скорее всего станут еще более актуальными для новой экономики будущего.