Если эти институты ставят торговые и финансовые интересы превыше всего, то их персонал видит ситуацию в другом свете, искренне веря, что программа, которую они осуществляют, соответствует общим интересам. Несмотря на свидетельства, говорящие о противном, многие министры торговли и финансов и даже некоторые политические лидеры полагают, что в конечном счете торговля и либерализация рынка капитала облагодетельствуют каждого. Многие так уверовали в это, что поддерживают силовое навязывание странам этих «реформ» любыми средствами, даже если предлагаемые меры непопулярны среди большинства населения.
Главное - это не сами институты, а умонастроения в них: забота о среде обитания, обеспечение бедным права голоса при принятии решений, которые их непосредственно затрагивают, содействие развитию демократии, честной и справедливой торговли необходимы, если потенциальные блага глобализации предполагается претворить в жизнь. Проблема состоит в том, что эти институты стали отражать умонастроения тех, кому они подотчетны. Типичный управляющий центральным банком начинает свой рабочий день с проблем инфляции, а не со статистики бедности; министр торговли озабочен показателями экспорта, а не загрязнения окружающей среды.
Мир очень сложен. Каждая группа общества фокусирует внимание на той части реальности, которая наиболее сильно затрагивает ее. Наемные работники беспокоятся о рабочих местах и заработной плате, финансисты - о процентных ставках и возврате кредитов. Высокий уровень процентных ставок выгоден кредиторам, если, конечно, кредит будет возвращен. Однако наемные работники рассматривают высокие процентные ставки как фактор, провоцирующий спад; для них это означает безработицу. Неудивительно, что они считают высокие процентные ставки угрозой для себя. Для финансиста, выдавшего долговременный кредит, реальной угрозой является инфляция. Она означает, что доллары, которые ему возвратят, будут стоить меньше, чем те, которыми он выдал кредит.
В публичной полемике редко спорят на языке своих эгоистичных интересов. Все обсуждается в терминах общего интереса. Но оценка того, каким будет наиболее вероятное воздействие отдельного политического мероприятия на общий интерес, требует модели, охватывающей функционирование системы в целом. Адам Смит предложил одну из возможных моделей, высказавшись в пользу рыночного механизма. Карл Маркс, видя очевидно негативное воздействие капитализма на рабочих в его время, предложил альтернативную модель. Несмотря на многие хорошо доказанные недостатки, Марксова модель оказала огромное влияние, особенно в развивающихся странах, где, по-видимому, капитализм не оправдал возлагавшихся на него надежд. Но коллапс советской империи сделал слабости этой модели достаточно явными. После этого коллапса и перехода глобальной экономики под гегемонию Соединенных Штатов рыночная модель возобладала.
Однако существует не одна-единственная рыночная модель. Между японской версией рыночной системы и германской, шведской и американской есть существенные различия. Существует ряд стран, душевой доход которых сопоставим с таковым Соединенных Штатов, но в них неравенство и бедность меньше, а состояние здоровья населения и другие показатели жизненного уровня выше, чем в США (по крайней мере с точки зрения тех, кто там живет). Хотя рынок образует ядро как шведской, так и американской модели капитализма, государство играет в них существенно разную роль. В Швеции государство берет на себя значительно большую ответственность за социальное обеспечение: оно предоставляет населению гораздо лучшее общественное здравоохранение, гораздо лучшее страхование от безработицы и гораздо лучшее пенсионное обеспечение, чем в Соединенных Штатах. Тем не менее шведская модель во всех отношениях функционирует столь же успешно, даже в том, что касается нововведений, связанных с «новой экономикой». Многим американцам, хотя и не всем, американская модель представляется функционирующей хорошо; большинство шведов рассматривают американскую модель как неприемлемую: они считают, что их модель служит им хорошо. По мнению азиатов, некоторые варианты азиатской модели функционируют хорошо, и это справедливо по отношению к Малайзии и Корее, равно как и к Китаю и Тайваню, даже с учетом глобального финансового кризиса.