Глобальное потепление

Ей показалось, будто он хохотнул там, у себя, на соседнем балконе, увитом плющом. Хохотнул коротко и хулигански, выбиваясь из стилистики. А дождик припустил сильнее, у него появился некоторый угол, наклон, и теперь отдельные капли залетали на балкон и доставали до пупырчатой кожи, ну его нафиг, надо все-таки пойти одеться. Ливанов-то наверняка в футболке или в халате, вряд ли он вышел с кофе и голый; а было бы забавно. Визуализировав картинку с точки где-нибудь в воздухе или на сосне, напротив обоих балконов, Юлька тоже тихонько хихикнула, и в этот момент он подал голос:

— Моя трилогия, Юлька, это отдельный разговор. Хочешь, почитаю? Может быть, чего-то поймешь.

— Это вряд ли, — самоуничижительно отозвалась она. — Но давай, послушаю.

Точка напротив, однажды возникнув в воображении, теперь не хотела отпускать, рвалась руководить мизансценой, и Юлька присела в кресло, принимая позу, выгодную для съемки с этой выдуманной позиции: ногу на ногу, локти на столик, голову задумчиво набок, подбородок на переплетенные пальцы. Приготовилась.

Ливанов начал.

Он читал очень быстро, с четкой артикуляцией, но почти без выражения, воспринимать его на слух было трудно, а Юлька еще и не сразу сосредоточилась как следует, и поначалу ей показалось, будто отрывок тот же самый, который она видела в интернете. Потом сообразила, что вроде бы другой, а темп все ускорялся, ливановский голос становился шипяще-шелестящим, второй звуковой дорожкой органично накладываясь на дождь, следить за сюжетом и смыслом не получалось, не успевалось, — если они там, конечно, были вообще, а не только рифмы, нанизанные на ритмично вибрирующую струну, и странноватые бессвязные образы, и нелогичное, иррациональное, непобедимое ощущение жути не столько в словах, сколько в самом шелесте голоса и дождя…

Терпеть не могу стихи.

Ливанов умолк, и она по-быстрому, украдкой от камеры напротив, передернула озябшими плечами. Надо что-то сказать, наверное. Отреагировать. Восхититься, что ли; поэты любят, когда ими восхищаются.

— Про мужа я оценила, — бросила Юлька. — Раз в неделю, конечно, как же иначе. Мечтатель.

— Ни фига ты не поняла, — удовлетворенно откликнулся Ливанов. — Дура, как и было сказано. Но зато у тебя красивые сиськи, а для матери четверых детей так вообще.

Она вскочила, судорожно прикрывшись руками крест-накрест, крутнулась на месте, не сразу сориентировавшись насчет двери, уткнулась взглядом в мокрую зеленую стенку, где между дрожащими листьями просматривались фрагменты ажурной решетки, а также длинный и наглый ливановский глаз. Глаз прищурился и подмигнул.

— Оденься сходи, — посоветовал Ливанов. — Простудишься.

И Юлька стремглав метнулась в номер.

* * *

Дождь создавал иллюзию свободы — большей, чем мог предложить солнечный день, изначально регламентированный пляжем и оптимальными часами пребывания на оном. Обычно Ливанов с Лилькой на медицинские рекомендации плевали и торчали у моря с утра до вечера, но этот фокус можно было проделывать на пятый-шестой день, нарастив на коже защитную оболочку загара. Однако дождь, дождь на Соловках — совсем другое. Он предоставлял широкое поле для фантазии по проведению дня, бесчисленное множество вариантов. Ливанову это нравилось.

Вечером он с легкой и восторженной руки Виталика Мальцева запустил в сетевую жизнь новый фрагмент «Глобального потепления» и утро начал с отслеживания читательской реакции. Эта страна вмещает достаточно часовых поясов, чтобы никогда не спать всем народом одновременно (аллегорические варианты мы тут не рассматриваем), а потому отзывы уже должны были быть — и были. Ливанов увлеченно загружал одну за другой страницы, выловленные поисковиком, где-то читал с молчаливым удовлетворением, где-то вступал в азартную полемику или попросту ругался, иногда проявлялся в чьем-то ЖЖ коротенькой строчкой — поблагодарить и осчастливить на всю оставшуюся жизнь, насколько оно возможно в этой стране.

Взбодрилось, встрепенулось, встало, будто в мощной эрекции, подзабытое уже чувство собственной необходимости и востребованности, реального существования, жизни. Неожиданно острый, всепоглощающий кайф.

Возникла хулиганская мысль взять да и вправду ее написать, эпическую трилогию в стихах «Глобальное потепление», вот так, составляя из кусочков, словно витраж из осколков цветного стекла. Володя напечатает все, что бы он ни накропал, и читатели раскупят огромными тиражами тоже независимо от. И мало ли, может, именно такой вот необязательный, техничный, игровой по своей сути формат и попадет в резонанс, сработает, сдвинет с места, даст толчок и силы что-то изменить?..