Глобальные элиты в схватке с Россией

Например, один из наиболее известных инвесторов и венчурных предпринимателей Питер Тиль в 2015 году написал статью, побившую все рекорды цитирования. Её название – «25 потерянных лет». Суть статьи в том, что, начиная с 90-х годов промышленностью и другими сферами экономики и человеческой жизни вообще отторгались любые нововведения, кроме информационно-коммуникационных технологий. В ходе состоявшегося обсуждения статьи многие специалисты в различных странах мира не при помощи оценочных суждений, а исходя из обобщения огромного фактического материала, убедительно доказали, что П. Тиль прав, и по многим технологическим направлениям последние 25 лет были годами регресса, а не прогресса.

Это неудивительно. Уже в последней четверти XX века стало ясно, что капитализм, как строй, тяжело и неизлечимо болен. Это дало возможность многим проницательным мыслителям поставить диагноз о близости терминального кризиса капитализма. В силу определенных исторических обстоятельств данный кризис выразился в специфической форме, а именно – в крахе СССР. Казалось бы, поражение СССР в «холодной войне» и последующее крушение державы является скорее аргументом в пользу всепобеждающего капитализма. Однако это не так. Если избавиться от идеологических клише, пропагандистских лозунгов и оценочных суждений и опираться исключительно на факты, то нельзя не признать, что СССР с первого до последнего дня своего существования входил в глобальную мирохозяйственную систему. Причем, по своему характеру эта система была капиталистической. Соответственно, крушение СССР стало не только и не столько итогом «холодной войны», сколько ранней начальной стадией терминального кризиса капитализма. В этом плане СССР являлся наиболее неорганичной, а потому и хрупкой частью глобальной мирохозяйственной системы. Её разрушением не закончился, а только начался системный кризис глобальной капиталистической системы.

В силу определенных политических целей сегодня навязывается мнение, что СССР рухнул из-за внешних причин, в результаты победы Соединенных Штатов, Великобритании и их союзников в «холодной войне». Однако хорошо известно, что любая большая сложная система – а СССР, несомненно, являлся таковой – погибает и разрушается, прежде всего, из-за внутренних причин. При этом внешние воздействия могут выступать катализаторами, дополнительными факторами, способными ускорить процесс или перевести его из управляемой трансформации в хаотическую деструкцию. Именно поэтому большой ошибкой является утверждение, что США «выиграли холодную войну».

В реальности, как сегодня становится очевидно, выигравших в «холодной войне» вообще не было, за исключением паразитической финансовой элиты, пресловутого «одного процента», который буквально на наших глазах превратился в ядерную группу элиты и подмял под себя традиционную капиталистическую элиту, связанную, прежде всего, с производительным капиталом.

После 1991 года действительно произошла конвергенция двух социально-политических систем, о которой говорили еще в середине XX века. Однако это была не чаемая положительная конвергенция, а деструктивная, объединяющая худшие черты позднего капитализма и деформированного историческими обстоятельствами советского социализма.

Но динамика производительных сил лишь отчасти связана с динамикой социума. Соответственно, она имеет собственную логику и динамику. Поэтому, несмотря на деструктивную конвергенцию, в начале десятых годов нынешнего столетия стала разворачиваться Третья производственная революция.

Ее отличительными чертами стали робототехника и 3D-печать, переход к распределенному масштабируемому производству, аддитивной организации, принципиально новым видам материалов и т. п. Эти и другие черты принципиально новой технологической платформы, базирующейся на информационных технологиях, уже в полной мере проявились в странах-лидерах Третьей производственной революции. Например, ежегодные темпы роста производственных роботов составляют от 15 % до 20 %. Если среди общего числа роботов выделить роботов и робототехнические линии, оснащенные вычислительным, или как его называет, искусственным интеллектом, то более 90 % их производства и около 60 % применения приходится на Америку.

Уже сегодня в странах-лидерах Третьей производственной революции, а это, прежде всего, США, Япония, Южная Корея, Германия и Великобритания, на 10 тыс. рабочих, занятых в промышленности, приходится от 150 до 500 роботов. Что касается России, то, по данным Центра робототехники IT кластера Сколково, за 2015 г. в стране установлено менее 1 тыс. производственных роботов, из которых более 600 – зарубежного производства. Таким образом, не будет преувеличением сказать, что по состоянию на сегодняшний день картина просто удручающая. Подобную статистику можно привести и по другим направлениям и кластерам Третьей производственной революции.