Глобальные элиты в схватке с Россией

Совсем недавно широким признанием в России и во всем мире пользовалась и другая концепция демократии, связанная с учением Маркса о коммунизме и классовой борьбе как движущей силе истории. Согласно этой концепции, исторические формы демократии, как и всякой государственной власти, есть формы господства одной части общества (класса или нескольких классов) над другой частью общества. А классы, по Марксу, различаются прежде всего отношениями собственности на средства производства.

«История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов. Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов». Поэтому любая историческая форма демократии, демократии в классово-антагонистических обществах, по Марксу, является прежде всего демократией собственников, не исключая даже «военной демократии» родоплеменного общества. В будущем, коммунистическом обществе, где не будет эксплуатации человека человеком, государство за ненадобностью должно отмереть, а вместе с ним, соответственно, окончательно уйдет в прошлое и демократия.

Однако, поскольку государство в обществе «реального социализма» отмирать не торопилось, а, напротив, достигло нового уровня проникновения во все сферы общественной жизни, то данное явление необходимо было как-то объяснить теоретически. Поэтому в ход был пущен диалектический тезис о том, что столь тотальное усиление государства и есть подготовка к его последующему отмиранию, вызванная прежде всего потребностями всемирно-исторической борьбы против системы капитализма, а политическая система, основанная на беспрекословном лидерстве коммунистической партии, есть высшая по сравнению с формами представительной демократии, существующими в капиталистических странах, модель демократии, свойственная социалистическому общенародному государству. Впрочем, конец коммунистической сказки в России оказался принципиально иным, нежели предусматривалось теорией «полной и окончательной победы социализма первоначально в нескольких странах или даже в одной, отдельно взятой стране», но и абсолютный, окончательный триумф либеральной концепции представительной демократии сегодня уже не выглядит очевидным и бесспорным.

Тем не менее, обе эти доминирующие концепции, либеральная и марксистская, несомненно, опирались и опираются лишь на некоторые действительные моменты общественного бытия и тесно связаны с данными моментами, линейно экстраполируя их в будущее. Поэтому прогностическая их способность на практике стремится к нулю, что, повторим, с полной очевидностью показали события как августа 1991 года в России, так и 11 сентября 2001 года в США.

Методологическая общность между этими концепциями демократии, а равно и общность их происхождения, хорошо видны через параллельное толкование феноменов власти и феноменов собственности. Если собственность социалистического государства трактуется марксистами как «общественная», то и власть в таком государстве может называться только «общенародной». Если доминирующей формой собственности в странах «западной демократии» считается частная собственность, то и структуры власти основываются на представительстве частных интересов.

Между прочим, и в трудах классиков античной политологии именно собственники обладают всеми правами гражданства и представляют себя как «народ», «демос» – в отличие от нищей и безответственной толпы, «охлоса», живущей сиюминутными интересами. В «Политии» Аристотеля «демократия» и «охлократия» выступают такими же противоположными формами правления, как «аристократия» и «олигархия», «монархия» и «тирания». Как можно видеть, противоречия в понимании феномена демократии имеют социально-исторические корни, уходящие в глубину тысячелетий.