Глобальные элиты в схватке с Россией

На тот период у западной «двойки» не было четкого представления о кадровом резерве политиков общеевропейского уровня – лишь весьма общее понимание того, как использовать деятелей эмиграции и разных «правительств в изгнании» (в этой части англосаксы откровенно завидовали И. В. Сталину: у «вождя народов» для Восточной Европы имелась весьма длинная скамейка управленцев, начиная от общенационального и вплоть до муниципального уровней, в основном оставшаяся от распущенного в 1942 году Коминтерна). После смерти Ф. Рузвельта его преемник Г. Трумэн достаточно скоро избавился как от команды предшественника, так и от его сантиментов в отношении СССР, и лично взялся курировать кадровые вопросы для послевоенной Европы. Главными помощниками в этом были госсекретарь Дин Ачесон и автор знаменитого плана восстановления лежавшего в руинах континента генерал Джордж Маршалл.

В самой же Европе сторонников будущего «доминиона» было совсем немного. Конечно, большинство жителей истерзанного войной континента приветствовало политическую интеграцию как гарантию от новых войн и было искренне благодарно США за помощь в восстановлении нормальной жизни. Однако перспектива перманентного «внешнего управления» в силу, якобы, недееспособности европейцев вызывала отторжение как у национальных элит, так и у большинства населения.

Наиболее последовательными приверженцами самостоятельного европейского пути были выходцы из левой части политического спектра: социалисты, социал-демократы, христианские социалисты. Их репутация во время войны и в т. ч. сопротивления заслуженно укрепилась. Этому в немалой степени способствовало и сотрудничество «в поле» с коммунистами, авторитет которых после общей победы достиг наивысшей точки. Вдобавок у левых почти чудом сохранился и объединительный орган – Социнтерн. Были, конечно, у европейских левых и уязвимые точки: с одной стороны их откровенно не любили в Штатах за, якобы, излишнюю близость к коммунистам, а с другой – им не благоволил и, тем более, не поддерживал тов. Сталин.

Европейские правые, напротив, в период оккупации основательно подорвали свою репутацию сотрудничеством с оккупантами. Тем не менее, ни либералы, ни традиционные консерваторы не собирались посыпать голову пеплом. Традиционно связанные с крупным бизнесом, многие сначала неплохо погрели руки на поставках Гитлеру и Муссолини, а затем ухитрились успеть на последний поезд победителей, объявили себя «пламенными борцами с нацизмом» и даже стали претендовать на серьезные посты в послевоенных правительствах. К этой же группе можно условно причислить и «героев в эмиграции», яростно клеймивших Гитлера из безопасного американского или австралийского далёка. Под самый-самый конец войны ухитрились внезапно «порвать с проклятым гитлеризмом» и некоторые откровенные коллаборационисты, неплохо чувствовавшие себя в период оккупации. В награду (поскольку, как никак – классово свои!), отдельные деятели из их числа, с благословения англосаксов, вместо того, чтобы отправиться на нюрнбергскую скамью были удостоены победных регалий.

Большую часть таких политиков откровенно отторгало население, их считали нерукопожатными настоящие борцы сопротивления. Однако и в этой категории Вашингтон и Лондон высматривали кандидатов в «новую элиту».

Не напоминает ли это наши недавние времена? Ведь немало деятелей из советской интеллектуальной и творческой элиты, осыпанных должностями, званиями и внушительными премиями внезапно оказались «жертвами притеснений тоталитарного режима», обратили свои таланты на обличение «проклятого прошлого» и восхваление новых «хозяев». Каких-то особых творческих достижений «долгожданная свобода» им не принесла, но поток весьма реальных благ для многих стал еще обильнее.

Весьма серьезно претендовал на роль ведущего спонсора послевоенного политического устройства Ватикан. Католическая церковь в первой половине XX веке пережила глубокий кризис доверия – звучали обвинения в соглашательстве с нацистами, а до этого – в явной неспособности предотвратить омерзительное братоубийство между католиками во время Первой мировой. Тем не менее, большинство населения оставалось в лоне церкви. А у Святого Престола никуда не делись глаза и уши везде, где стоял католический крест, накопленные за тысячи лет материальные ценности, изощренная агентура и опытнейшая дипломатия. Католическая церковь и по сей день остается едва ли не единственной системной силой Западного мира, с которой считаются и которую даже побаиваются англосаксы.