Строго говоря, этот феномен не нов. Один из ярчайших (и притом относительно недавних) его примеров дала царская охранка, которая поддерживала организованное революционное движение в России ради расширения своего влияния и финансирования. Она ничуть не в меньшей степени, чем японская армия, немецкий генштаб и американские банкиры, раздувала революционный костер, вышедший из-под ее контроля и уничтоживший всё тогдашнее общество.
Ближе к нашим дням пример действия национальной элиты против своей страны дает опыт Японии конца 80-х-начала 90-х годов XX века. Тогда в мире было два «финансовых пузыря»: в Японии и США, – один из них надо было «прокалывать», и именно японская элита приняла решения, приведшие к «проколу» японского, а не американского «пузыря», от чего японская экономика толком не оправилась и по сей день. Причина – не только глубочайшая интеллектуальная зависимость от США, но и глубина проникновения японских капиталов в американскую экономику. Освоив американский рынок, японские корпорации справедливо считали ключевым фактором своего успеха процветание не Японии, а именно США, на рынок которых они работали, получая за это мировую резервную валюту.
Не менее масштабный и шокирующий пример противодействия национальной элиты, находящейся под внешним воздействием, интересам своего общества дала война США и их сателлитов против Югославии.
Ее стратегической целью, как и целью всей американской политики на Балканах с 1990 года, был подрыв экономики Евросоюза, стратегического конкурента США, превращение руин некогда процветающей Югославии в незаживающую рану на теле Европы. В частности, агрессия 1999 года, насколько можно судить, была направлена на подрыв евро как потенциального конкурента доллару.
Тогда европейские лидеры поддержали США, несмотря на резкий протест не только европейской общественности, но и среднего звена их собственных политических структур. Повестка дня для Европы после Второй мировой всегда формировалась под интеллектуальным влиянием США, и привычка к этому превратила тогдашних руководителей Европы в могильщиков ее стратегических перспектив. Из-за войны евро рухнул почти на четверть, лишился возможности «бросить вызов» доллару, а европейская экономика окончательно стала простым дополнением американской.
Это же качество европейской элиты проявилось и после 11 сентября 2001 года, когда Европа, спасая доллар, показала, что рассматривает американскую экономику не как конкурента, а как структурообразующего лидера мирового порядка, в котором исчезла сама идея «европейства». Формирование сознания европейской элиты американцами примирило Европу с положением, при котором в то самое время, когда падение евро оказывалось для американцев маленьким конкурентным удовольствием, симметричное падение доллара представлялось перепуганным европейцам концом света.
Еще более яркий пример предательства национальных интересов – «казус Милошевича»: ключевой причиной парадоксального и катастрофического «непротивления злу насилием», за которое он заплатил, в том числе – и собственной жизнью, представляется вероятное размещение материальных активов его окружения в странах-агрессорах и в их валютах. Ответные удары Югославии, на которые она была вполне способна, попросту превратили бы руководителей этой балканской страны в нищих.
Перечень подобных примеров можно приводить бесконечно – и, чем ближе к нынешнему дню, тем чаще с ними приходится сталкиваться.
В свое время Горбачев дал нестерпимо соблазнительный пример того, что сотрудничество с Западом против своей страны обеспечивает личное благополучие и полную безнаказанность. Однако последние полтора десятилетия показали: ситуация изменилась. Лишившиеся власти лидеры: от Пиночета до Милошевича, – идут под суд или прямо на тот свет, а сдавшим своего руководителя в руки «мирового сообщества» приближенным вместо всех земных благ публично отрывают головы (как это было с окружением Саддама Хусейна).
Но круг представителей элит, убеждаемых этими трагедиями, по-прежнему поразительно узок.
Почему?
Почему элиты незападных стран, словно лемминги к краю пропасти, бегут на Запад?
Самый простой ответ, лежащий на поверхности, – перерождение элит в силу торжества рыночных отношений и, соответственно, рыночных ценностей, выдаваемых за «общечеловеческие».
Практический критерий патриотичности элиты прост до примитивизма: размещение её активов. Вне зависимости от мотивов отдельных своих членов, элита как целое обречена действовать в интересах именно собственных активов (материальных или символических: влияния, статуса и репутации в значимых для нее системах, информации, и т. д.). Если критическая часть этих активов (которую члены элиты не могут позволить себе потерять), контролируется конкурентами этого общества, элита поневоле служит их интересам, становясь коллективным предателем.