В этих условиях линия на приспособление к США, а по сути — подчинение им, которую проводил в этом вопросе Виктор Черномырдин как спецпредставитель по югославскому урегулированию, уже не воспринималась российской политической и военной элитой как правильная. Любопытно, что в своей книге «Билл и Борис» Строуб Тэлботт дал весьма лестные характеристики Черномырдину и весьма плохие — российским военным, прежде всего генералу Ивашову. В книге бывший замгоссекретаря противопоставлял экс-премьера генералам и прямо отмечал, что, если бы дело зависело от Черномырдина, броска на Приштину не было бы. Но в России линия Черномырдина вызвала большое отторжение, а линия Примакова получила поддержку большей части элиты.
Судя по всему, Владимир Путин тяготел ко второй модели поведения России на мировой арене, но при этом хорошо отдавал себе отчет в тех ограничениях, с которыми мы сталкивались. Среди них — большая зависимость от Международного валютного фонда, от западных кредитов. Денег в казне было мало. У нас не было боеспособной армии — ее успешно развалили и разворовали в 1990-е годы. То есть эмоционально Путин принадлежал к примаковцам. Но политически понимал, что пойти по этому пути безоглядно Россия не может.
На первом этапе перед Путиным, как представляется, стояла задача остановить внешнеполитическое отступление России и выстроить такую сумму отношений, которая позволила бы стране начать возвращать себе тот авторитет, который был у Советского Союза. После потери более 9 млн кв. километров территории Россия по потенциалу не могла сравниться с СССР. И все же она могла претендовать на крупную роль в мировых делах как главная держава Евразии, представленная в Совете Безопасности ООН, имеющая статус ядерной державы и сохранившая огромную территорию.
Тот факт, что Россия по определению является сверхдержавой Евразии, принципиален. Евразия является «телом» современного мира. Это регион, где находится наибольшее число значимых государств и все ядерные державы, кроме США. Здесь сосредоточены две трети мировых запасов природных ресурсов, в том числе нефти и газа. Здесь же, в Евразии, сосредоточены основные мировые кризисы — от ближневосточного до корейского. И судьбы человечества на протяжении всей истории за редким исключением зависели от событий в Евразии. Исключением можно назвать лишь нападение Японии на Перл-Харбор и Карибский кризис. А все остальные войны проходили на евразийском континенте: 1-я и 2-я мировые, корейская, вьетнамская, ближневосточный конфликт, война в Ираке, война в Югославии, советско-китайский конфликт в конце 1960-х, индо-пакистанский конфликт, ирано-иракская война… И расположение России в Евразии, где она является в военно-политическом отношении самой важной державой, конечно, придает ей особый вес.
Путину надо было найти такой алгоритм международного поведения, который отличался бы от ельцинской линии подыгрывания Западу, но при этом не привел бы к острой конфронтации с западным альянсом, к чему Россия начала 2000-х была совершенно не готова.
Путин пришел к власти в условиях ухудшения российско-американских отношений. Оно было вызвано тем, что уже к началу 2000-х годов консервативная часть американского правящего класса стала заявлять, что Россия постепенно возвращается к своей предыдущей роли соперника Соединенных Штатов. Западный мир безошибочно учуял это в политике Евгения Примакова. Уже тогда были острые несогласия по Югославии, по Ираку. Не случайно в 1998 году в газете «Уолл-стрит джорнэл» появилась статья «Fire Primakov» («Увольте Примакова»). Таким образом, уже тогда, в 1998–1999 годах, в США возникло раздражение в связи с тем, что Россия начинает слегка приподнимать голову. Хотя еще была в очень зависимом положении и приподнимала голову очень аккуратно. Но уже тогда это вызвало в США противодействие и возмущение. Атмосферу дополнительно накаляла вторая война в Чечне, последовавшая вслед за набегом банд Басаева на Дагестан.
Генезис отношений России с США при Путине невозможно понять, если оставить в стороне фактор Чечни. Для государственника Путина возвращение этой республики в состав России стало первым и самым главным приоритетом. Тем более что лидеры сепаратистов намеревались вовлечь в процесс отделения от России и соседние республики. Это и стало причиной второй чеченской войны.
Для Путина как для премьера, а затем президента это был вопрос сохранения целостности, а значит — и выживания России как государства. Для руководства США это была, напротив, «ахиллесова пята» России. Вашингтон постоянно призывал Путина к переговорам с сепаратистами в лице Масхадова, отлично зная, что единственное, о чем они готовы были вести переговоры, было полное отделение Чечни от России.