Глобальные шахматы. Русская партия

Но ничего подобного Бейкеру ни Горбачев, ни Шеварднадзе, который возглавлял МИД СССР, не предъявляют. Госсекретарь в замешательстве. Он пытается что-то выбить у русских переговорщиков, хоть какое-то их дополнительное условие, чтобы договоренность имела более прочную основу, но ничего не получает. От Горбачева он просто слышит: «Хорошо, мы согласны».

Бейкер возвращается в Вашингтон, передает итоги переговоров президенту Бушу. Тот сперва не верит, что все так просто. Не выдвинули никаких условий? Их устраивает то, что ты сказал? Им достаточно одних словесных заверений?! Это ведь всего лишь личные обещания, они ничего не стоят, остаются, так сказать, в переговорном кабинете.

«Не может быть, — говорит Буш Бейкеру, — русские играют в какую-то двойную игру. Поезжай снова, они что-то задумали. Я не могу допустить срыва объединения Германии. Я готов им дать любую цену, все что попросит но чтобы объединение состоялось».

Бейкер приезжает второй раз, вновь проводит переговоры с Горбачевым. На них вновь присутствует Бессмертных. Московские визави Бейкера повторяют: «Хорошо, нас все устраивает. Мы ведь с вами друзья». И Шеварнадзе произносит сакраментальную фразу: «Мы с друзьями не торгуемся».

Так советское руководство отдало «друзьям» ГДР. Сейчас, ретроспективно, можно выдвинуть три версии, почему оно так поступило. Первая: Горбачев к этому времени уже начал терять контроль внутри страны (до конца его правления оставалось меньше двух лет, до путча полтора года). Обвальные изменения политического ландшафта в СССР привели к тому, что он уже не имел ни интеллектуальных, ни душевных сил заниматься проработкой и отстаиванием позиций в диалоге с Западом. Колоссальная перегрузка, слишком много всего надо решать внутри страны — не до внешних событий.

Вторая версия: основной переговорщик, глава МИД СССР Шеварднадзе, уже тогда встал на путь государственного предательства, если называть вещи своими именами. Как человек хитрый и опытный, понимая, к чему движется ситуация в СССР, он уже тогда решил сделать ставку на Соединенные Штаты. Он мог прогнозировать распад СССР и появление независимой Грузии (которая все бурлила после апрельских событий уходящего 1989 года). И Шеварднадзе, долго возглавлявший Грузию как первый секретарь Компартии, имел основания полагать, что возглавит уже независимую республику и станет привилегированным партнером США. Как это в итоге и произошло. Иными словами, уже тогда он вел свою политическую игру.

Но это никак не объясняет позицию Горбачева. Шеварднадзе мог позволить себе начать такую игру, но только в том случае, если не было противодействия со стороны главы государства.

Третья трактовка, которую можно предложить, это полное непонимание Горбачевым логики внешней политики. Непонимание того, что внешняя политика не зависит от личных обещаний Джорджа Буша-старшего или Джеймса Бейкера.

Есть знаменитое высказывание лорда Пальмерстона: «У Англии нет вечных союзников и вечных врагов, у нее есть вечные интересы». Постоянный интерес нашей страны, будь то Российская империя, Советский Союз или нынешняя Россия, состоит в том, чтобы удерживать наши международные позиции, а если эти позиции по каким-то причинам удержать невозможно, то получить максимальные компенсации. Наличие 350-тысячной военной группировки на территории Германии было колоссальным рычагом, что прекрасно понимали в Вашингтоне. К тому же на тот момент с окончания Второй мировой прошло не так уж и много времени — всего 44 года. Наличие такой группировки было гарантией сохранения послевоенных договоренностей, гарантией и от возможных реваншистских настроений в самой Германии. Все это было признано в Ялте и Потсдаме, зафиксировано в международных пактах. Мы на полных правах находились в Германии, мы ее не завоевали, а освободили от фашизма. И точно так же, как американцы, англичане и французы находились на территории ФРГ, мы находились на территории Восточной Германии, осуществляя наши союзнические прерогативы, юридически признанные всем миром.

Просто скинуть с себя разом эти обязательства и эту ответственность, в одночасье сдать все позиции в центре Европы под лозунгом «Мы с друзьями не торгуемся» — для меня это свидетельство полного непонимания, к каким последствиям такой шаг мог привести, к какому колоссальному стратегическому отступлению он вел нашу страну.

Тот самый горный поток, дно которого все время пытался нащупать Горбачев, на определенном этапе его просто унес. И если в области внутренней политики он еще пытался стоять на ногах до 1990 года, когда был декларирован суверенитет Российской Федерации, то во внешней политике стремнина подхватила его еще на рубеже 1988–1989 годов и понесла неудержимо. Он пошел по пути тотальной сдачи позиций, не будучи способен осуществлять рациональную, взвешенную, эффективную внешнюю политику. Горбачев стал жертвой процесса, который он запустил, но не смог контролировать, процесса, ставшего стихийным.