Глобальные трансформации современности

Определенным исключением из этого правила были лишь общества Эгеиды IV–II тыс. до н. э., прежде всего, культура Киклад и Минойская цивилизация на Крите. Первичные интенции этих обществ были подобны в общих чертах тем, которые имели место во всем Эгейско–Балканско–Дунайско–Карпатско–Правобережноукраинском ареале распространения культур расписной керамики (от Хаджилара и Сескло до Триполья включительно). Однако специфические условия, проанализированные К. Ренфрю, прежде всего, возможность развития многоотраслевого сельскохозяйственного производства благодаря разнообразию природных условий на небольших площадях (гористый остров, горная долина с выходом к морю) при наличии собственной металлургической базы и морского судоходства способствовали раннему возникновению здесь самостоятельной Эгейской или Крито–Микенской цивилизации. Она, как и синхронные ей раннецивилизационные общества Ближнего Востока, также основывалась на централизованной организации производства и редистрибуции произведенных продуктов.

При условии четкой организации труда в пределах небольших социальных организмов (несколько общин во главе с дворцом–храмом в качестве организационно–редистрибутивного центра) можно было обеспечить и производство, и концентрацию, и трансформацию в престижные ценности необходимого для выхода на уровень раннеклассового общества объема прибавочного продукта. Соответствующих условий севернее Эгеиды не было и потому носители высокоразвитых культур энеолита Балканско–Дунайско–Карпатского региона, а несколько позднее и Правобережной Украины, остановившись в своем развитии, оказались в состоянии глубокого кризиса, так и не достигнув цивилизационной планки ранее железного века.

Раннеклассовые общества Эгеиды бронзового века по всем основным параметрам вписываются в один непрерывный ряд с современными им «дворцовыми» городами–государствами Малой и Передней Азии — хеттскими, хурритскими, финикийскими или ханаанейскими, в конечном счете, периферийными по отношению к цивилизационным центрам Египта и Двуречья. Ничего специфически «западного» в них пока еще нет. Более того, как и в раннеклассовых обществах Ближнего Востока, во II тыс. до н. э. в Эгеиде развитие земельных отношений шло по пути становления и укрепления не частновладельческих хозяйств индивидов в ущерб прав общины, а по пути становления и укрепления прав государства (дворца) на землю. При этом дворцовая администрация, как и в цивилизациях древневосточного типа, контролировала все сферы жизнедеятельности, ведала организацией рабочей силы, выдачей продовольствия и материалов, организацией военного дела, контролем за распределением земель между поселениями, организацией податной системы, учетом запланированных и реальных поступлений.

Однако «сдвиг» Эгейского общества на этапе его становления в сторону восточной модели (возможно, определенную роль в этом сыграло и влияние со стороны ближневосточных цивилизаций) не подавил изначально заложенных в нем возможностей дальнейшего развития по западному пути. Не будучи органически присущими и внутренне необходимыми для такого общества, дворцовые военно–бюрократические структуры Ахейской Греции оправдывали себя в эпоху бронзового века, но с началом железного объективно становились лишь тормозящим фактором дальнейшего поступательного движения. Поэтому после их крушения в результате массовых переселений народов в Средиземноморье в конце II тыс. до н. э., в частности — вторжения дорийцев, они в Греции уже более не возрождались.

Несмотря на общий упадок, наступивший в Эгеиде после падения Крито–Микенской цивилизации, возможности экономического и социо–культурного развития здесь не только не были утрачены, но и получили новые перспективы реализации. Последнее было в первую очередь вызвано сочетанием трех основных обстоятельств.

Во–первых, в условиях наступившего железного века, при появлении общедоступных металлических орудий труда, при уже имевшемся у населения хозяйственно–культурном опыте, в мягком климате Эгеиды стало не только возможным, но и наиболее целесообразным и рентабельным развитие системы автономных, самостоятельных в производственном отношении семейных домохозяйств в рамках полисных общин. Во–вторых, возможность такого развития была обеспечена устранением сдерживавшего эти тенденции государственно–дворцового бюрократизма в ходе разрушения замков династий Микенской эпохи. В-третьих, общее состояние Восточного Средиземноморья конца II — первой трети I тыс. до н. э. обезопасило Грецию от вторжения или даже сколько–нибудь сильного, деформирующего внутренние тенденции, воздействия со стороны Востока. От него греки брали лишь то, что считали нужным, что органически вписывалось в создававшуюся ими новую социокультурную систему полисного строя. Постигшая Эгеиду в конце II тыс. до н. э. катастрофа как бы расчистила путь реализации тенденций собственно западного пути развития, вполне реализовавшего себя на цивилизационном уровне уже в греческой архаике.