Глобальный человейник

Норма есть состояние, наиболее адекватное устойчивым условиям бытия, есть наилучший механизм индивидуального самосохранения. Уродство же есть порча этого механизма, есть ослабление способности самосохранения. В большинстве обществ прошлого вырабатывались средства против этой угрозы существованию общества. В частности, уродливых младенцев уничтожали. В нашем обществе такой механизм самозащиты не существует. У нас физические уроды выживают, включаются в жизнь здоровых на равных правах и даже имеют некоторые привилегии. А об уродствах духовных и говорить не приходится. Тут мы превзошли все, что когда-либо было в истории. Вся наша система воспитания и образования, вся наша культура и весь наш образ жизни как будто специально придуманы для того, чтобы в массовых масштабах производить духовных уродов и чудовищ.

Большие человеческие объединения, целые общества и даже цивилизации могут рассматриваться как нормальные или уродливые. Нормальные при этом суть большая редкость. Биологические организмы часто бывают нормальными, потому что их огромное число. А число социальных организмов очень невелико, во всяком случае, недостаточно велико, чтобы нормальные случаи стали обычными. Наше общество является грандиозным уродом, поистине монстром. И это стало решающим фактором в производстве духовных и физических уродов людей.

Общество может состоять в основном из здоровых людей, но быть уродом как целое. Но возможен и такой случай, когда общество состоит в основном из уродов, но является в целом здоровым. Мы приблизились к рубежу, когда наше общество будет состоять в основном из уродов, будучи уродом в целом. Сможем ли мы, уроды, превратить его в здоровый социальный организм или нет — вот проблема.

Моя реакция

Признаюсь, я был просто раздавлен теми мыслями, которые на меня обрушила Ми. Очевидно, в ней годами накапливалась боль от того состояния, в которое её погрузила судьба. Сколько же духовного страдания она перенесла! Мне моя жизненная драма показалась просто мизерной в сравнении с её трагедией. Вместе с тем я испытал страх: а что, если я принадлежу к той же категории обречённых на вечное страдание, что и Ми?!

А л: Скажи, ты бываешь счастлива?

М и: Я не могу сказать, что счастлива. Но не могу сказать, что несчастлива. Категория счастья в применении к нам, западоидам, лишена смысла. Я удовлетворена.

А л: В чем тут разница?

М и: Счастье иррационально. Оно может быть и без внешних причин, может быть результатом самообмана, средств медицины. Удовлетворение рационально. Оно предполагает осознание того, что человек имеет реально или чего достиг в результате своих действий. А ты бываешь счастлив?

А л: У меня бывают позывы к этому, но я их сдерживаю.

М и: Почему?!

А л: Они проходят быстро, и, если их не заглушить, становится невыносимо плохо.

Та

Та рассказывает много любопытного о том, как мы управляем ГО. Конечно, армия и пропаганда играют свою роль, а также средства манипулирования властями и привилегированными слоями различных регионов и уровней. Но далеко не последнюю роль играют средства, о которых не принято говорить вслух. Мы для незападных стран изготавливаем всю техническую аппаратуру так, чтобы она через два-три года выходила из строя. Но при этом вина должна ложиться на якобы неумелое её использование незападоидами. Разбирать и ремонтировать эту аппаратуру практически невозможно. И имитировать её своими силами незападоиды не могут, ибо это заложено в ней заранее и умышленно. Цены довольно высокие для местных жителей. Продукты питания тоже рассчитаны на короткий срок хранения. К ним добавляются особые «безвредные» вещества, действующие наподобие наркотиков и вынуждающие людей приобретать именно их. Продукция «культуры» изготовляется такая, что после выработки привычки к ней (а это происходит молниеносно быстро) люди теряют способность воспринимать и ценить свою собственную культуру и вообще культуру подлинную. Одним словом, мы фактически держим миллиарды людей в своих руках, подкрепляя свою власть военной силой, пропагандой, политическим и дипломатическим давлением.

Армия

До сих пор я не обращал внимания на армию, вообще игнорировал её как нечто несущественное, как пустую формальность вроде английской монархии. Конечно, я читал книги и смотрел фильмы на военные темы, видел военных на улицах, видел военные парады, сидел кое-какие передачи о военных учениях и реальных войнах. Но все это я воспринимал как второстепенные явления привычной жизни. Необыкновенно пышные парады и увешанные орденами и медалями генералы и офицеры, разодетые с яркостью павлинов или цирковых клоунов, вызывали насмешливую улыбку. По ненадолго. А в общем и целом такой феномен, как армия, я не принимал в расчёт в моих социологических размышлениях. Так делал не только я. Так поступали все наши социологи, политологи, писатели, журналисты. Армия была табу, как секретные службы и религиозные учреждения.