Глобальный человейник

Частыми (если только не обычными) являются внутрисемейные преступления, в особенности — избиения родителями детей, сексуальные злоупотребления и даже убийства. Когда я рос, в средствах массовой информации несколько месяцев буквально смаковали случай изнасилования отцом годовалой дочери. Девочка умерла. Отца посадили в сумасшедший дом. Но тысячи специалистов и энтузиастов с серьёзным видом обсуждали всякого рода пустяковые, банальные и нелепые проблемы в связи с этим случаем, зарабатывая деньги и паблисити. А развратным родителям были даны бесплатные уроки изощрённого разврата с гарантией неразоблачаемости и ненаказуемости. Этот случай был, конечно, крайностью. Но характерной. Согласно данным социологов, в тридцати процентах семей родители совершают морально порицаемые и уголовно наказуемые поступки в отношении детей.

Детство

Насколько я могу судить по другим семьям и по рассказам родителей, моё младенчество было стандартным для большинства представителей среднего слоя. Бабушка и дедушка отказались нянчиться со мной. Они предпочли быть свободными и жить в своё удовольствие, лишив себя радости общения с внуком. Они, как и прочие старики, высчитали, что неприятные хлопоты из-за внука в десять раз превышают радости от него. Хлопоты реальны к тому же, а радости сомнительны. Нянька моим родителям была не по карману. Так что мать должна была одновременно возиться со мной и работать. А я должен был расти так, чтобы давать жить и работать родителям. Это означало, что я рос в основном в помещении. Прогулки были редкими, короткими, торопливыми. Это были полезные для здоровья мероприятия. Вечно плохая погода давала удобное оправдание: в солнечную погоду, что бывало в порядке исключения, было вредно чрезмерное излучение, а в пасмурную — радиоактивные осадки. Питание было готовым или почти готовым. Основным средством воспитания были телевидение и медицинские изобретения, благодаря которым я много спал, никогда не плакал, не требовал общения с другими детьми.

Тем более такие общения были небезопасны с точки зрения инфекций и увечий со стороны более взрослых детей.

В четыре года меня устроили в детский сад. Это было довольно дорого, но по крайней мере тут имелась Какая-то защита от посторонних нападений. Тут с нами обращались в соответствии с господствовавшими в текущий момент новейшими теориями. По одним теориям нас предоставляли самим себе, заботясь только о том, чтобы родители аккуратно платили деньги. По другим теориям нам прививали упорядоченное поведение, которое мало отличалось от беспорядочного, ещё более тщательно заботясь о своевременной плате. При всех вариантах нас обучали операциям с детскими компьютерами и компьютерным развлечениям, которые примитивизировали наше поведение, по сути дела создавая видимость ускоренного интеллектуального развития, якобы превосходившего даже среднее образование прошлых веков. «Если это так, — задавали психологи и социологи, иногда исследовавшие состояние молодёжи, вопрос, — то откуда берётся такой высокий процент идиотов и полуидиотов в нашем лучшем из миров?!"

Школьные годы

Незадолго до моего зачатия жестокой критике подвергалось частное образование и прославлялось общественное. Считалось, что первое не способно идти в ногу с требованиями времени и что лишь второе может спасти общество от краха. Когда пришло время мне идти в школу, произошли радикальные перемены. Острейшим нападкам стали подвергаться общественные школы как якобы неспособные идти в ногу с требованиями времени и прославляться частные школы как единственная надежда предотвращения краха общества. Началась оргия приватизации во всей системе образования. В чем конкретно она заключалась, никто толком объяснить не мог. Или, вернее, не хотел. Мы ощутили этот перелом очень просто. Общественные («народные») школы оставили в самом примитивном виде для самой неимущей части населения и для низших слоёв среднего класса, то есть для большинства детей. Их наполовину роботизировали и ликвидировали всякую упорядоченность образования, подведя под это новейшие педагогические теории. Частные школы не стали лучше, в них лишь стали брать за обучение вдвое больше денег, чем раньше. Тем не менее они предоставляли лучшие возможности дальнейшего образования, поскольку были свидетельством более высокого социального статуса родителей.