ГЛОБАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ

Укореняясь в определённой этнической среде, православное христианство, как и всякая религиозная идеология, начинало создавать собственную субкультуру этноса, своим мировоззрением и своей мифологией направляя развитие этнической культуры в определённое русло для обоснования удельно-крепостнических народных общественных отношений земледельческой цивилизации, вытесняющих традиции местных родоплеменных общественных отношений и порождённую ими языческую субкультуру. Таким образом, с течением времени, по прошествии веков оно превращало монотеистическую субкультуру в народную духовную традицию, естественную удельно-крепостническому земледельческому феодализму. Именно так после Великой Смуты в Московской Руси окончательно сложились народно-патриотические земледельческие общественные отношения, произошло возникновение великорусской народной субкультуры, как господствующей во всех землях Московского государства. Благодаря этому Московская Русь преодолела раздробленность в сознании населения центральных княжеств и новгородских земель, казачьих окраин, и предстала готовой к возрождению византийской имперской экспансии, к выстраиванию субконтинентального имперского пространства в Евразии.

Во второй половине XIX века под влиянием быстрой капиталистической индустриализации и начала раскрестьянивания русского образа жизни и мысли Российская империя стала быстро расширять экономическое и военно-стратегическое влияние в Евразии, подчинять себе пространства Средней Азии, Тибета, Ближнего и Дальнего Востока, входящие в исламский и буддистский мир. В таких обстоятельствах Византийская православная имперская традиция перестала работать на духовную организацию империи. А рождение в городах буржуазной мифологизации русской народно-патриотической культуры, русского народно-патриотического сознания, необходимой для поворота к городскому национализму, которое наблюдалось в это время, обнажило данное противоречие, и в полной мере как раз накануне Первой мировой войны. После Великой Социалистической революции в 1917 году к власти в России пришли большевики, которые начали заменять православную субконтинентальную мессианскую идею построения “третьего Рима”, идею подобия чему-то уже бывшему, идею вторичности русского исторического самосознания, на совершенно новую идею мирового коммунизма. Новая идея отрицала византийскую субконтинентальность сознания земледельческого русского народа, но не сами народные отношения, не лежащую в их основе христианскую имперскую этику правил взаимоотношений между людьми. Соответственно, она отрицала удельно-крепостническое содержание земледельческой народной субкультуры, но не саму народную субкультуру, и предлагала её усовершенствовать посредством творческого созидания новой, антибуржуазной пролетарской субкультуры глобально-мессианского, единственного и неповторимого российского, затем советского народа, героического “авангарда прогрессивного человечества”. Такая идея позволяла обосновать право России на духовно-политическое выстраивание более широкого имперского пространства, чем религиозные монотеистические пространства, и рассматривать религиозные монотеистические пространства, как историческое прошлое человечества, отрицаемое и преодолеваемое коммунистическим будущим глобального имперского бытия на основе реформационной переработки традиции православной этики и морали.

Отрицая великорусскую народную традицию православной духовности, традицию почвенническую, крестьянско-феодальную, пуповиной связанную с субконтинентальным имперским византийством, индустриальный большевизм одновременно решительно выступил против зарождения гражданского городского русского национализма средних имущественных слоёв горожан с его рациональной двойной этикой семейных собственников. То есть, с одной стороны, он принципиально подавлял удельно-крепостнические, феодальные пережитки de jure, с другой – de facto создавал городской советский народ, опираясь на традиционные феодально-почвеннические отношения, на крестьянское общинно-коллективистское, коммунальное мировосприятие, не приемлющее даже намёка на терпимость к буржуазно-городскому политическому сознанию. Только таким политическим путём можно было создать устройство власти, которая была решительно необходима при укоренении совершенно новой традиции глобальных имперских целей, при этом опиралась на русские народно-патриотические настроения подавляющего большинства крестьянской страны и вовлекала традиции исламского и буддистского религиозного субконтинентального мировосприятия в выстраивание единой мировой империи.