Первыми европейскими державами, которые создали военно-морские и торговые корабли, позволяющие им начать борьбу за мировое колониальное и торговое господство, были Португалии и Испании. Однако Португалия и Испания не смогли выстроить городских социально-производственных отношений и создать собственное мануфактурное производство товаров, развить собственную обслуживающую производство естественную науку. В конечном итоге, они оказались лишь посредниками в мировой торговле, слишком зависящими от своей военной мощи, от огромных расходов на её поддержание,
В период своего военного могущества Испанская монархия способствовала разделению труда в своей огромной империи. Ремесленное и мануфактурное товарное производство, необходимое для торговли в её многочисленных заморских колониях, получило быстрое развитие в средней полосе подвластной ей Европы, в нидерландских провинциях и в центральных и приморских областях германских государств, в Швейцарии, то есть, там, где к этому возникали расово-культурные и климатические предпосылки. Горожане больших городов этих земель, приобретая опыт рационального ведения дел с испанскими колониями почти на всех континентах, благодаря постоянно растущей производительности труда в мануфактурном и промышленном производстве перекачивали к себе при товарообмене драгоценные металлы, драгоценные камни, накапливали капитал на прямых и посреднических операциях в мировой торговле. С течением времени интересы бюргерства этих городов становились мировыми, уже не укладывались в мировоззренческие рамки европейского католицизма.
Подобное происходило и в среде горожан портовых городов Франции, у которой тоже были колонии в Африке и в Северной Америке, а так же в среде городского населения начинавшей проводить колониальную политику Англии. В этих странах, у вовлечённого в складывающуюся мировую торговлю бюргерства и вызревала потребность революционно усовершенствовать мировоззренческий кругозор религиозной христианской догматики, которая неуклонно теряла способность выполнять функцию убедительного идеологического насилия и становилась объектом критического переосмысления её роли и места в общественных отношениях. Строительство колониальных церковных сооружений для папской церкви и непримиримость церкви в вопросах её обязательного посредничества между христианами и богом тоже ограничивали прибыль бюргеров, создавали сложности в предпринимательской деятельности, вызывая досаду, которая накапливалась и превращалась в раздражение, в недовольство самим устроительством церкви. Сущностное изменение мировосприятия невольно раскрепощало рациональное сознание бюргерства, порождало у него стремление рационально переосмыслить взаимоотношения Бога с человеком без посредничества церкви.
В каком направлении должно было происходить совершенствование религиозно-идеологического насилия и устройства церковных культов в новых исторических обстоятельствах?
Пример показывали многочисленные и богатые торговцы евреи, еврейские городские общины. У них не возникало проблем с мировым мировосприятием, с отсутствием централизованной церкви, – наоборот, глобальный космополитизм еврейского народа, вытекающий из самосознания богоизбранности евреев, как сущностной основы иудаизма, вполне отвечал новому духу глобального коммерческого космополитизма, не разрушая народного самосознания благодаря жёсткой сплочённости, религиозному самоуправлению еврейских общин. Еврею достаточно было искренне верить в своего бога и выполнять его моральные и этические заветы, чтобы являться божьим избранником, частью всего еврейского народа. Этот пример обязательно должен был оказать влияние на Реформацию. И он, действительно, оказал воздействие на направленность реформаторской модернизации христианства самым серьёзным образом.