А отец действительно был редким свидетелем окончательного решения еврейского вопроса. Поздно вечером Артур повез на своем велосипеде образцы словарей в старый город, где жили только "русские" и арабы, которых он вечно путал с "марроканцами". Когда он выходил из подъезда, как всегда молясь о том, чтобы его лучший друг и рабочая лошадка, велосипед"Трек"оказался на месте, он с ужасом увидел то, что без конца снилось ему в ночных кошмарах последние годы. У замка велосипеда возился подросток ростом с Марка. Как всегда в экстремальной ситуации, Артур грозно заорал на вора неумелым русским матом, но тот не испугался, даже не смутился, просто вылупил наглые веселые глаза и с искренним изумлением спросил на иврите: "Твой что ли велосипед?" " А ты решил, что твой, ты хочешь иметь дело с полицией?" "Чего вдруг?" -- наконец смутился подросток, у которого чувство страха было вместо чувства совести и который, по всей вероятности, знал повадки израильской полиции не понаслышке. Решив, что велосипед не стоит таких неприятностей, он отошел куда-то за угол. Артур дрожащими руками отстегнул свое единственное сокровише и уже совсем было собрался вскочить в седло, когда его недавний собеседник появился из-за угла с двумя такими же тощими, горластыми и длинными приятелями, к тому же с крупной собакой на поводке. И началась потеха. Нет, это не были российские хулиганы, способные затравить старика собакой, да и собака была не злая. Эти просто решили порезвиться. Собаку натравливали, но не спускали, сами хохотали, что-то кричали, называя Артура абой -- отцом. Отбиваться от них было бесполезно. Следуя российской привычке, Артур сделал вид, что наклонился за камнем. Собака, выросшая в Израиле, естественно, не испугалась, но подростки охотно приняли новые правила веселой игры, да еще какие! Как горели их глаза, когда по телевизору крупным планом показваели искаженные бешенной злобой недетские лица их сверстников, вкладывающих всю врожденную злобу и жажду убийства в зажатый в побелевшем от напряжения кулак с камнем, нацеленным яхуду прямо в лоб. "Убей!" -- орали они ящику, словно могли передать свою собственную злобу этому герою по телевизору. Говорят, футболисты чувствуют страсть своих болельщиков не только со стадиона, но всех сотен миллионов, желающих им победы у телевизора. На стороне палестинских камнеметателей поддержка и энтузиазм миллионов, их гораздо больше, чем арабов... Дорвавшиеся до собственной интифады тут же подобрали по камню. В глазах их исчез азарт детской шутки. На Артура смотрели хладнокровные убийцы. Предсмертный ужас сковал его руки, вцепившиеся в раму велосипеда... И тут начал сгущаться туман, сразу исчезли фонари, а потом и подростки. Они не скрылись за пеленой тумана, они словно растворились в воздухе. Артур едва перевел дух. Мелькнула безумная мысль: кто-то параллельно изобрел мой растворитель. И применил его против этой шпаны. Против всех арабов, задумавших убийство еврея, против всех погромщиков на планете... Но никого рядом не было. Хайфа была пустынной. Исчезли почему-то даже музыка и голоса, доносившиеся только что из всех окон верхних этажей и с балконов.
x x x