Глохидий

Но бабка в ответ на жалобу привычно махнула рукой и проворчала, что та выдумывает, мол. Сама-то она нахвалиться не могла, что гриб даёт такой густой, насыщенный напиток. Это не было правдой, потому что настой у старого гриба давно сливался в виде мутной тёмной горьковатой жидкости. Просто хозяйка давно привыкла к этому, как привыкают любители к горькому тёмному пиву.

Подобно им, бабка отхлёбывала полкружки разом и получала удовольствие не только от вкуса, но и от гордости: в её чудо-гриб сахара почти добавлять не надо! Каждый визит она норовила угостить напитком родственницу, но глупая девка пить отказывалась, ещё и морщилась пренебрежительно.

Примерно через месяц после той истории с ожогом бабка заболела. Стала хуже спать, жаловаться на головные боли. И племяннице пришлось на несколько ночей переселиться к ней, чтобы доглядеть за старушкой в случае чего, ну мало ли – возраст.

Спала хозяйка плохо. Маялась бессонницей, скрипела диваном, ворочаясь с боку на бок. Во сне порой вскрикивала в голос и сама же от этого просыпалась. Тогда она вставала и шла в зал, к телевизору. Для племянницы, привыкшей спать в своей кровати и хотя бы относительном покое, ночёвки у тётки оказались тяжелее всенощных.

На третью такую ночь девушка проснулась от негромких звуков. Сжалась в страхе, не понимая, где находится. Потом узнала облезлый потолок маленькой гостевой спальни. Поблизости, за стеной, раздавались звуки то ли музыки, то ли голосов. Старые облезлые часы на стене показывали начало третьего.

Замерев и вслушавшись в таинственные звуки, гостья вдруг расслабилась и облегчённо выдохнула. Ничего страшного, просто диктор какого-то полуночного ток-шоу бормочет в соседней комнате на пороге слышимости. Видимо, бабка уснула, опять забыв выключить телевизор.

Племянница тихонько поднялась, сумев ни разу не скрипнуть древним диваном. Накинув халат и сунув ноги в тапки, прокралась в зал. Шагнула в дверной проём, да так и остолбенела.

Гриб, высунувшись из банки на половину своего объёма, купался в лучах телепередачи. Он буквально светился, шевеля в воздухе нитями-щупальцами, покачивая ими и иногда вздрагивая в такт со сменой изображения на экране.

Но и это было ещё не самым страшным. Десятки длинных, не меньше метра, тентаклей свешивались из банки, тянулись от стола вбок и облепляли лицо хозяйки квартиры. Та, откинувшись на спинку кресла, приоткрыв рот, тоже смотрела пустыми белыми глазами в экран телевизора.

Девушка закричала. Да ещё как закричала! Гриб от неожиданности немедленно плюхнулся обратно в банку. Но щупальца не втянул. Наоборот, он что-то такое сделал, отчего старуха повернула к племяннице свои бельма и прохрипела не своим голосом: "Не трожь!"

Планировка убогой квартирки не позволяла оказаться у входной двери, не пройдя при этом в непосредственной близости от булькающего в банке монстра. Единственным убежищем в этой ситуации могла служить разве что кухня. Девушка метнулась туда, щёлкнула выключателем.

Ножи хранились в ящике стола, она выбрала самый большой. Бежать отсюда было некуда, и она забилась спиной в дальний угол, между газовой плитой и мойкой. Вжалась в стену, уже слыша в коридоре шаркающие неверные шаги.

Старуха с третьей попытки повернула ручку, медленно распахнула скрипучую стеклянную дверь. Замялась на пороге. Свет яркой лампочки без плафона слепил её пустые мутные глаза. Гриб ёрзал на седой макушке, обмотав седые виски, подбородок и морщинистую шею, нервно подёргивая свободными нитями в воздухе.

Это было настолько ужасно, что гостья едва не потеряла сознание. Только неловкие движения старухиной руки вверх-вниз по стене отвлекли девушку, позволили сохранить малую крупицу благоразумия.

Рука промахнулась мимо выключателя второй раз, третий. Но рано или поздно пальцы нажмут кнопку. Только представив себе, что останется с этой тварью один на один в темноте, племянница гортанно взвыла и повернула все четыре конфорки у плиты.

– Взорву! – поклялась она, выставляя перед собой вместо ножа жало пьезоэлектрической зажигалки. – Только попробуй, погаси свет! Я спалю тебя вместе с домом!

Рука замерла в каком-нибудь сантиметре от тумблера. Бабка повела носом воздух. Он быстро наполнялся горечью меркаптана. Одним из самых больших страхов в жизни старухи, почерпнутых все как один из телевизора, был страх перед взрывом газа. При одном упоминании о нём в памяти сразу вставали хроники пожаров, полыхающие крыши и черный дым из выбитых окон. Если именно об этом подумала старуха, то её наезднику мысли явно не понравились.

Монстр медленно отступил и так же медленно прикрыл за собой дверь. Девушка закашлялась. Поспешно закрутила конфорки и распахнула окно, впуская свежий воздух. Сделала несколько глубоких вдохов, не сводя в то же время глаз с тёмного прямоугольника двери. Плюхнулись в изнеможении на табурет. Не рыдая, нет. Соображая, что делать дальше. Ведь скрип половиц и хриплое бормотание свидетельствовали, что ничего ещё не закончилось.