Глория

Незадолго до заката прибегает мальчик от дона Чезаре. Новости самые хорошие — осаду снимают. Завтра солдаты возвращаются в казармы. «Завтра жизнь начинается заново», невесело усмехаюсь я. Завтра я иду на работу. Во время работы, я надеюсь, я утоплю в беге все свои нездоровые мысли. Я уйду в работу, я перестану думать, я буду падать от усталости и засыпать без снов. Наши вернутся домой. Все будет хорошо. Надеюсь, что свет завтрашнего дня смоет нарастающую во мне темноту...

Наш Южный порт удобнее северного. Пройдя по удобному фарватеру, надежно размеченному сигнальными бакенами, корабли попадали на внутренний рейд, прикрытый с юга барьерным коралловым рифом. Из-за постоянных ветров на северном побережье Северный рейд не был гостеприимной гаванью для торговых кораблей.

Из-за недельного простоя на рейде скопилось три десятка кораблей. Гонцы сбивались с ног, возобновляя нормальный ход сообщений. День был загружен под завязку. Сейчас я уже практически не помню его. Я помню то, что случилось, когда я шел с работы домой. Я помню это и никак не могу забыть.

Дорога домой проходила через Старый Форт. Когда-то на этом месте был район двух, трехэтажных зданий, обнесенных крепостными стенами. Здесь давно уже никто не жил, в разрушенных домах не было крыш и нетопыри по ночам вылетали на охоту за насекомыми через провалы в стенах. Первые этажи кишели скорпионами. Едва различимая между густых зарослей тропинка огибала эти мрачные развалины и выводила прямо к дому. Мне осталось пройти мимо двух домов на самой окраине Форта, я свернул направо, чтобы срезать угол по дороге домой.

Они вышли из-за покрытых мхом стен, как предрассветные тени. Пять человек с металлическими тростями — последним писком моды строккеров. Но я смотрел не на их оружие и не на их пустые глаза — нет! Я смотрел в лицо человека, идущего впереди.

Сросшиеся брови, толстые губы, большой рот, длинный острый нос. Черные глаза.

Сердце остановилось на миг и забилось в ускоренном ритме. Я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, но тут же отогнал от себя эти мысли. Я не был уже тем мальчиком, впервые попавшим в Восточный тупик, а он уже не был худым подростком с ножом в левой руке, похожим на ядовитую змею. Он стал выше и шире в плечах, но не смог измениться настолько, чтобы я не узнал его. Я не видел его более трех лет, но узнал сразу, потому что это лицо было последним моим кошмаром. Это лицо завершало серию неизбежных, монотонно повторяющихся ночных образов. Это лицо я видел, как наяву, вырываясь на поверхность реальности из угольно-черной бездны моих снов.

Это был он, мой враг.

— Ну, здравствуй, идиот, — шевельнулись его толстые губы.

«За три года его обращение ничуть не изменилось», подумал я. Сейчас мне казалось, что этих трех лет вообще не существовало.

— Никиш, — выдохнул я чуть слышно.

Он искривил рот в усмешке.

— Вот именно!

Он шутливо поклонился мне, не сводя с меня взгляд черных змеиных глаз.

— Сколько лет прошло, — сказал он, приближаясь ко мне, — я был то тут, то там. Я был везде, кроме Фритауна, но я вижу, ты помнишь мое имя, идиот.

Помимо своей воли я вздрогнул, как от прикосновения льда. Он подходил ко мне, небрежно вращая в своих огромных руках трость.

— Ты все еще видишь красивые сны, идиот?

«Господи, он помнит все, что говорил мне тогда», в ужасе подумал я, но вслух сказал:

— Теперь уже гораздо меньше.

— Это хорошо, хорошо, — довольно покивал он головой.

Его люди, угрожающе покачивая тростями, приперли меня к стене. Мой кошмар ожил наяву. Он вернулся из прошлого, как бы я ни старался его забыть.

— Ладно, поболтали — и хватит.

Он неожиданно быстро шагнул ко мне и придавил набалдашником трости мою шею к стене.

— Я знаю — Артура нет дома. Он где-то в городе, я знаю. Я знаю, он скоро придет. Осаду сняли утром, он должен вернуться домой.

Он говорил быстро, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Он смотрел мне прямо в глаз, его голос был похож на шипение змеи.

— Ты отведешь нас к вам. Ты скажешь, чтобы открыли дверь. Ты будешь молчать и дашь нам войти сразу, как откроют дверь. Ты скажешь лишнее слово — и я разорву тебя в куски.

Он отпустил меня и усмехнулся.

— Ты сделаешь то, что мне нужно — и можешь продолжать видеть сны. Я жду!

Его трость с силой ударилась о землю.

Я молчал, тяжело дыша и бешено соображая, что же мне делать.

Он пристально посмотрел на меня, повернулся ко мне спиной и небрежно бросил своим псам:

— Давайте!

Они рванулись ко мне, выхватывая ножи, и я закричал:

— Стойте! Стойте!

Я искренне рассчитывал, что мой голос сорвется от страха и напряжения — и он не подвел меня.

Он остановился, стоя спиной ко мне, и я лихорадочно заговорил в его широкую черную спину:

— Хорошо! Я отведу вас, отведу! Только не убивайте...

Он стоял ко мне спиной, но я знал, что он ухмыляется, ухмыляется своей змеиной ухмылкой до ушей, радостно облизывая языком темные зубы. Он не сделал ни единого движения, но его люди отпустили меня.