Глотка

За эти десять лет маленький мальчик из Миллхейвена, который имеет ко всей этой истории гораздо больше отношения, чем взрослый Тим Андерхилл, начал свою странную двойную жизнь. В пять лет этот мальчик потерял мать. Потом его научили ненавидеть, любить и бояться карающего божества и полного грехов мира. Мальчика звали Филдинг Бандольер, но до восемнадцати лет все называли его Дешевка, а после этого у него было множество имен – по меньшей мере по одному на каждый город, где он жил. Под одним из этих имен он появлялся уже в этой истории.

Я побывал в Сингапуре и Бангкоке, а множество жизней Дешевки Бандольера были связаны с моей только названием пластинки – «Голубая роза». Пластинка эта была записана в пятьдесят пятом году саксофонистом Гленроем Брейкстоуном в память о его пианисте Джеймсе Тредвелле, которого убили незадолго до этого. Гленрой Брейкстоун был единственным великим джазовым музыкантом Миллхейвена, единственным, кто заслуживал того, чтобы имя его упоминали рядом с именами Лестера Янга, Уорделла Грея и Бена Вебстера. Гленрой Брейкстоун мог заставить вас увидеть музыкальные фразы плывущими в воздухе. От фраз этих исходило загадочное свечение, они выстраивались перед глазами, подобно причудливым архитектурным сооружениям.

Я могу вспомнить альбом «Голубая роза» нота за нотой, и я убедился в этом, когда нашел эту пластинку в восемьдесят первом году в Бангкоке и снова прослушал ее спустя двадцать один год в своей комнатке над цветочным рынком. Убитого пианиста – Джеймса Тредвелла – заменил Томми Флэнаган. Первая сторона: «Эти дурацкие штучки», «Но не для меня», «Кто-то должен присмотреть за мной», «Звездная пыль». Вторая сторона: «Ты или никто», «Жаворонок», «Мой идеал», «Это осень», «Мой романс», «Блюз для Джеймса».

4

Выйдя из состояния транса, в которое погрузили меня сигаретки Ли-ли, я обнаружил, что сижу на полу сарая рядом с письменным столом, стоявшим в углу. Ди Маэстро стоял посреди комнаты, уставясь в пустоту, словно кошка. Он поднял указательный палец правой руки, словно прислушивался к какому-нибудь сложному музыкальному фрагменту. Пират сидел у противоположной стены, сжимая в одной руке очередную «сотку», а в другой – стаканчик с выпивкой.

– Понравилось путешествие? – спросил он.

– Что там, кроме травы? – рот мой словно залили клеем.

– Опиум.

– Ага, – сказал я. – Еще есть?

Он затянулся и кивнул в сторону стола. Я изогнул шею и увидел две длинные сигареты, лежавшие между бутылкой и пишущей машинкой. Я взял их со стола и засунул в карман рубашки.

Пират поцокал языком о зубы – «тск, тск».

Я выглянул наружу и разглядел лежащего на дне грузовика Отмычку – он то ли спал, то ли балдел от наркотика. Отмычка был похож на огромного пса. Казалось, что, если подойти к нему, он зарычит и залает. Ди Маэстро продолжал слушать воображаемую музыку. Бегун покачивался над мешками с трупами, разглядывая именные таблички и бормоча что-то себе под нос. Чердак куда-то пропал, Крысолов, которого также нигде не было видно, обнаружился в результате под грузовиком. Одна бутылка виски исчезла, вероятно, вместе с Чердаком, а другая была на три четверти пуста.

Я обнаружил, что держу в руке стаканчик. Весь лед давно растаял. Я глотнул теплой водянистой жидкости, и она растворила наконец клей, заливавший мой рот.

– А кто живет рядом с лагерем? – спросил я.

– Там, где ты был? Это считается территорией лагеря.

– Но кто они все?

– Мы завоевали их сердца и мысли, – заявил Пират.

– А откуда эти детишки?

– С небес, – ответил Пират.

Ди Маэстро опустил палец и объявил, что он созрел для еще одного коктейля.

К моему великому удивлению, Пират встал на ноги, подошел к столу и взял стоящий рядом с бутылкой стаканчик. Наполнив его на дюйм виски, он протянул стаканчик ли Маэстро, а затем вернулся на свое прежнее место.

– Когда я впервые попал в этот гребаный рай, – сказал ди Маэстро, по-прежнему вглядываясь во что-то, видимое одному ему. – Здесь было не больше трех-четырех ребятишек. А теперь их тут человек десять. – Он выпил половину содержимого стакана. – И все они чем-то похожи на красную собаку Атуотера. (Так звали нашего С. О.)

Бегун перестал напевать.

– Дерьмо, – сказал он. – О Боже правый на небесах.

– Послушай только эту деревенщину, – сказал ди Маэстро.

Бегун был так возбужден, что даже подергал себя за собранные в хвостик волосы.

– Наконец они добрались до него, – произнес Бегун. – Он здесь. Этот чертов сукин сын мертв.

– Это друг Бегуна, – пояснил Пират.

Бегун склонился над одним из мешков, ощупывая его и радостно гогоча.

– Близкий друг, – сказал Пират.

– А ведь его чуть было не увезли до того, как я смог засвидетельствовать ему свое почтение.

Бегун расстегнул мешок и с вызовом взглянул на ди Маэстро – пусть только попробует его остановить. Из мешка поплыл ужасный запах.

Ди Маэстро наклонился и заглянул в мешок.

– Так значит, это и вправду он.

Бегун рассмеялся, как счастливый ребенок.

– Я ждал целый месяц. И чуть не пропустил его. Я знал, что рано или поздно его убьют, и все время проверял таблички с именами, и вот сегодня его наконец привезли.