Глоток Мрака

Андаис, Королева Воздуха и Тьмы, появилась перед сыном, как всегда вставала перед ним. На ней была черная броня и черный, как крыло ворона, клинок. Ее плащ разливался позади нее, и это была сама тьма, превращенная в ткань. Она удерживала вокруг тьму, и я почувствовала, что ее власть воздуха двинулась навстречу мне.

Смерч, которого я заклинала с помощью волшебной страны, прекратил продвигаться. Он не стих и не исчез, но остановился, как будто налетел на невидимую стену.

Я двинулась к той стене, уговаривая мою силу продвинуться, и на мгновение стена смягчилась. Я почувствовала, как вихрь продвинулся, как будто оттолкнули воздух, выкачали и послали кружиться в лунный свет. Она вытянула воздух из моего вихря, как могла вытянуть воздух из ваших легких.

Доусон рявкнул приказ и солдаты встали в две линии, одна — встала на колени, другая стояла и обе линии были обращены к королеве. Стала бы я стрелять в свою королеву? Мгновение я колебалась, и это было моей ошибкой. Темнота полилась на нас, и мы ослепли. В следующий момент воздух стал тяжел, слишком тяжел. Мы не могли дышать. У нас не было воздуха даже чтобы позвать на помощь. Я упала в обморок на колени, мои руки упали на холодную траву. Кто-то упал передо мной, и я знала, что это должен был быть Доусон, но я не видела его. Она была Королевой Воздуха и Тьмы, богиней боя, и мы умрем у ее ног.

Глава 40

Я потерялась во тьме. Тьма заполнила все небо. Оставались только две вещи в темном удушье — земля под моей щекой и тело рядом со мной. Я не знала, кто был дальше слева и справа, знала только морозную землю подо мной и лежащего передо мной во тьме человека. Моя рука нашла и держалась за руку этого человека, пока мы умирали.

Под одной рукой хрустел иней, другой я цеплялась за тепло чужой руки. Иней таял, и я вспоминала Холода, моего Смертельного Холода. Он позволил волшебной стране забрать его, потому что думал, что я любила его меньше, чем Дойла. Осознание того, что он никогда не узнает, что я любила его так же, разбивало мне сердце.

Я попыталась произнести его имя, но воздуха в легких для этого было недостаточно. Я цеплялась за тающий иней и человеческую руку, и позволила слезам падать на мерзлую землю.

Я сожалела о младенцах во мне: «Мне жаль. Мне так жаль, что я не смогла спасти вас». Но часть меня была рада умереть. Если Дойл и Холод были оба потеряны для меня, то смерть была не худшей судьбой. В этот момент, я прекратила бороться, потому что без них я не хотела жить. Тьма и удушье нахлынули на меня. Я отдалась смерти. В этот момент человеческая рука под моей ладонью вздрогнула, цепляясь за меня, как смерть до этого, и это движение вернуло меня. Возможно, будучи одна, я умерла бы, но если умру я, то не останется никого, кто спас бы их, моих мужчин, моих солдат. Я не могла оставить их в удушающей тьме, если могла сделать что-нибудь, чтобы спасти их. Это была не любовь, заставляющая снова бороться, это была обязанность. Но обязанность — это особенный вид любви, я должна бороться за них, бороться до последнего вздоха. Здесь не было отцов моих малышей, чтобы помочь спасти их, но у солдат, цеплявшихся за меня, были собственные жизни, и королева не имела права украсть их. Не смеет она, которая была бессмертной, забирать их короткие жизни.

Я взмолилась: «Богиня, помоги мне спасти их. Помоги мне бороться за них». У меня не было силы, чтобы бороться с тьмой и воздухом, ставшим слишком тяжелым для дыхания, но я все равно молилась, потому что когда все остальное потеряно, остается молитва.

Сначала я думала, что ничто не изменилось, затем поняла, что трава под моей рукой и щекой стали еще холодней. Иней хрустел под моими стиснутыми пальцами, словно и не таял от моей руки.

Резко воздух стал ледяным, как в середине зимы, когда воздух становиться насколько холодным, что жжет. Тогда я поняла, что я вдохнула полную грудь ледяного воздуха. Человеческая рука в моей сжалась, и я услышала возглас:

— Я могу дышать, — или просто кашель, как будто человек все это время боролся за полноценный вдох.

Я шепнула: «Спасибо, Богиня».

Я попыталась оторвать голову от травы, но стоило приподнять лицо на несколько дюймов от земли, как воздуха снова не стало. Судя по раздавшимся вокруг меня возгласам, я была не единственной, кто обнаружил насколько узкой была наша полоска воздуха в этой тьме. Мы могли дышать. Андаис не могла сокрушить наши легкие. Она должна была бы войти в тьму и разыскать нас, если она хотела нас убить.