Мой отец однажды сказал, что как правитель создает страну, так и народ создает своего правителя. Дворяне, ползущие по земле или хромающие, отходя от раненного Дойла, все еще выбирали, помогли мне вызвать в себе этого холодного незнакомца. Мы видели, как хочет остаться в моем сердце холод.
— Принцесса Мередит, мы защитим тебя от их магии. — Сказал Джонти.
Я кивнула.
— Мы защищаем принцессу, — сказал Доусон.
— Они могут встать между мной и руками власти дворян здесь. Они бы убили или искалечили бы вас, но Красные Колпаки более живучий народ, сержант. Они могут быть нашими щитами.
— Вы будете нашими живыми щитами?
Джонти, казалось, немного подумал, затем кивнул.
Доусон поглядел на меня, затем пожал плечами, как будто он хотел сказать: если они хотят принять удар на себя, то лучше уж они, чем мои люди.
— Окей, — То, что он сказал вслух.
Красные Колпаки переместились так, что загородили и меня и солдат. Люди были немного взволнованы и некоторые из них переспрашивали:
— Они наши союзники, да?
Доусон и я уверили их, что да, Джонти и остальные были с нами. Я возможно была не столь убедительна, потому что продолжала бросать взгляды на Дойла, отвлекаясь от того, как вокруг нас перемещались люди. Сейчас я была не уверена, что могла заботиться еще о чем-нибудь или ком-нибудь еще. Мой мир сузился к разливу темных волос на замерзшей траве.
Мои руки покалывало, так хотелось коснуться его прежде, чем Доусон и Джонти почувствовали, что это было безопасно. Наконец, путь был свободен, и я смогла подхватить кожаную юбку и побежать к нему. Я рухнула рядом с ним, юбка защитила меня от грубости мерзлой травы. Я была рядом с ним, но колебалась. Казалось смешным, что за момент до того, как я могла коснуться его, как хотела, как я могла, я испугалась. Ком в горле мешал дышать, насколько я была испугана. Мое сердце не могло решить, билось ли оно слишком быстро, или забывало биться, замирая в груди. Это было начало паники, а не сердечного приступа, а крошечная часть меня была уверена, что я этого не стоила. Если он был мертв, и Холод был потерян, то…
Я боролась со своим дыханием, пока оно не выровнилось. Я боролась, пока мое дыхание не стало более глубоким. Я не должна потерять контроль над собой. Не перед людьми. Позже, когда останусь одна, если…
Я проклинала себя за трусость, и это заставило меня преодолеть те последние несколько дюймов к темным волосам. Волосы были толстыми, сильными и прекрасными, скользя под моими пальцами, пока я искала его пульс на шее. Мои пальцы наткнулись на что-то. Я попятилась и уставилась на гладкую линию его шеи, открытой лунному свету. Там не было ничего, кроме воротника дизайнерского костюма, который Дойл позаимствовал у Шолто.
Я покачала головой и снова дотронулась до его шеи. Мои глаза говорили мне, что я касалась кожи, но мои пальцы говорили, что под ними было что-то другое. Что-то жесткое, покрытое тканью, что-то… Была только одна причина, что мои глаза и пальцы не видели.
Я подавила первый порыв надежды, задавила его, я должна была успокоиться, чтобы подумать. Положительные эмоции могут также ослепить, как и отрицательные. Я должна была видеть правду, должна была выяснить правды, независимо от того, что это могло бы быть.
Я закрыла глаза, поскольку они лгали мне. Дотронулась до его шеи и снова наткнулась на жесткую ткань. С закрытыми глазами я лучше чувствовала ее, потому что зрение не спорило с осязанием. Проведя вверх по этой ткани рукой, я нашла шею. В момент, когда я коснулась кожи, я знала, это был не Дойл. Структура кожи была не его. Я пыталась нащупать пульс, но ничего не нашла. Кто бы ни был под моими пальцами, он был мертвый, все еще теплый, но мертвый.
Я не открывала глаза и провела руками вверх, найдя очень короткие волосы, грубость небольшой щетины и лицо, которое не было любимым мной лицом. Это была иллюзия, хорошая иллюзия, но это была магия, а не реальность.
Меня накрыло облегчение та, что я наполовину повалилась на тело. Это был не Дойл. Он не был мертв. Я позволила себе упасть на тело. Я обнимал его, и мои руки нащупали форму, оружие, которое даже не потрудились снять. Такое презрение, такое высокомерие.
Доусон встал на колени с одной стороны от меня, а Джонти с другой.
— Я сочувствую Вам, Принцесса Мередит, — сказал Доусон, касаясь моей спины.
— Мрак был великим воином, — сказал Джонти своим глубоким голосом.
Я покачал головой, отрываясь от тела.
— Это не он. Это не Дойл. Это — иллюзия.
— Что? — Сказал Доусон.
— Тогда, почему ты кричишь? — Спросил Джонти.
Я даже не поняла, что я кричала, но он был прав.
— От облегчения, наверное, — сказала я.
— Почему они считают, что гламор здесь заставит быть это тело похожим на Мрака? — Спросил Джонти.
До этого момента я не подумала об этом, но он был абсолютно прав. Почему они не сняли его, ведь иллюзия гарантировала, что стала бы сердиться на них, если они действительно сдавались? Ответ: они не сдавались, и они надеялись получить что-то от этой уловку. Но что?