Глоток огня

В голосе Горшени не было тоски. Он говорил очень просто – точно представлял Улу и Яре живых людей, в гости к которым они пришли. Ул и Яра осторожно ждали, что будет дальше. Но Горшеня просто стоял и, пользуясь длиной своих рук, ухитрялся одновременно прикасаться к обеим курткам.

– Она любила его. Он любил ее. Должен был родиться ребенок, – сказал Горшеня.

Яра, замерев, подалась вперед.

– И… Что стало с ними и с ребенком? – быстро спросила она.

Горшеня снова погладил обе куртки. Грустно погладил, словно прощался с ними. Потом, внезапно вскинув глиняный горшок, к чему-то прислушался. В круглых пуговицах его глаз многими точками отражались огоньки свечей.

– Вам пора! – сказал Горшеня. – В колодец не надо. Идите туда! Окажетесь сразу в ШНыре!

Яра попыталась остановить его, но гигант быстро отшагнул назад. Бараний тулуп распахнулся. Порыв воздуха погасил свечи. Когда спустя несколько секунд свечи вновь зажглись сами собой, Горшени в пещере уже не было.

Ул с Ярой еще немного постояли у манекенов, ощущая непонятную робость, точно люди, которым пришлось присутствовать на собственных похоронах. Ул потрогал кожу курток. Она совсем растрескалась. Ее не спасли бы уже никакие смягчающие средства. Кроме того, на той куртке, что была больше, палец его ощутил два крайне подозрительных сквозных отверстия. Едва ли кожа треснула бы так сама. Яре он ни о чем говорить не стал.

Яра на миг прижалась щекой к плечу Ула.

– Пойдем… Мне почему-то здесь страшно… Уведи меня отсюда! – прошептала она.

Они коснулись нерпями стены. Главный коридор оказался именно там, где показывал Горшеня. Тут же, буквально в двадцати шагах, Ул обнаружил и основной зал памяти, откуда он уже хорошо знал дорогу.

– А почему они все-таки отдельно от других? – спросил он у Яры, но конец вопроса отчего-то скомкал, так, чтобы Яра не расслышала. Что-то во всей этой ситуации его очень смущало.

Оказавшись в ШНыре, они сразу встретили Родиона.

– Идем, боец! Кавалерия нас с тобой зовет! – окликнул он Ула, поманив его за собой.

– Вот чудо былиин! Горшеня знал, что нас ищут! – сказал Ул, оглядываясь на Яру.

– Тебя ищут! – поправил Родион.

– А меня не зовут? – озадачилась Яра.

Родион ухмыльнулся:

– Почему? И тебя зовут! Тебя зовут другие дела!

Яра хотела резко ответить, но вовремя спохватилась, что со стороны Родиона это не было грубостью. Просто Родион предпочитал ее не замечать, как не замечал вообще любую женщину, принадлежащую другому. Не то чтобы плохо к ней относился – но зачем замечать чужую собственность, если это будет неприятно ее хозяину? Возможно, это было неправильно и низводило женщину до положения почти что кошки. Но такая уж у Родиона была логика.

Ул ушел, виновато оглянувшись на Яру, а Яра стала думать о Родионе. Вспоминала, как в первые годы, когда только оказался в ШНыре, он часто уходил, но домой не к мамочке, как некоторые нытики (не будем показывать пальцем на Афанасия), а в лес, имея при себе лишь нож и топор, и жил там неделями, строя убежища и питаясь подножным кормом. Даже живя потом в Москве, он до конца не отказался от лесных привычек. Стрелял из шнеппера голубей, слопал утку со сломанным крылом, наловил в городском пруду бычков размером с мизинец и, отказавшись их отпускать, сжевал сырыми на глазах у перепуганных бабулек.

Глава третья Укуси Гиелу!

Человек чаще всего сдается за пять минут до победы. Ему тогда всегда кажется, что все проиграно. Ну как самая большая тьма бывает перед рассветом. Царь Николай II отрекся от престола за несколько месяцев до того, как Германия была побеждена. Большинство поклонников дают задний ход, когда девушка уже мысленно сказала им «да», и так везде и во всем. Однажды я струсил и сдался на соревновании, хотя сломал противнику ребро и он сломал об меня мизинец. Он вообще не пойми как стоял. То есть если вам сейчас кажется, что все очень плохо, то это потому, что вы победили. Так что скорее задирайте ручки!

Йозеф Эметс,

венгерский философ