Глоток перед битвой

Я и четверо полицейских в штатском сидели рядком на скамье. Полицейские, ребята поздоровее меня, равнодушно смотрели в пространство. Офицер, проводивший опознание, инструктировал какую-то даму:

— Не спешите, посмотрите повнимательнее.

А она отвечала:

— Да я толком и не разглядела. Видела только здоровенного негра.

Везет тебе, Кензи. Если где идет пальба, то свидетелям, как правило, запоминается здоровенный негр.

Вновь мы встретились с Энджи уже позже, когда нас посадили на скамью рядом с каким-то бродягой по имени Терранс. От него разило и несло, но он, не смущаясь и ковыряя пальцем в зубах, с энтузиазмом принялся объяснять мне, почему в мире все пошло кувырком. Все дело в Уране. Славные зеленые человечки, населяющие эту планету, не умеют строить города. Терранс поведал нам, что деревенские дома у них — зашибись, а вот небоскреб им построить слабо. «А без небоскребов им никак, ты понимаешь? А у нас этих небоскребов до хрена, вот ураниты и решили захватить Землю. А как? Они писают на нас, когда идет дождь, и моча их попадает в наши реки и озера. А в моче у них наркотик. Попьешь такой водички — тебе тут же захочется кого-нибудь прихлопнуть. Лет через десять, — заверил нас Терранс, — мы все перестреляем друг друга, и города достанутся уранитам. И в городском совете будут заседать зеленые».

Я спросил Терранса, что он лично будет делать в случае катастрофы, и Энджи пихнула меня локтем в бок — дескать, валяй, мужика интересно послушать.

Терранс прекратил ковырять в зубах и посмотрел на меня:

— Вернусь на Уран, что же еще? — Он пригнулся ко мне, обдав такой волной перегара, что меня замутило. — Я один из них.

— Я так сразу и подумал.

Через несколько минут за Террансом пришли и куда-то его увели — то ли на космический корабль, то ли на секретное совещание в Белом доме. За нами никто не приходил и уводить не собирался. Несколько раз мимо нас проходили Дэвин с Оскаром, но они ни разу не посмотрели в нашу сторону. Народ валил толпой, но никому до нас не было дела: ни полицейским, ни проституткам, ни адвокатам, пришедшим внести залог за своих подопечных, ни частным детективам с огромными портфелями и постными лицами суперзанятых людей, у которых нет времени даже перекусить. Сгущались сумерки. Когда же совсем стемнело, целый отряд крепких парней, сложенных как Дэвин — коренастых и приземистых, прошагал в сторону лифтов. Под темно-синими ветровками скрывались пуленепробиваемые жилеты; в руках парни несли винтовки М-16 армейского образца. Отряд полиции особого назначения. На площадке они подождали Дэвина с Оскаром и, заняв два лифта, вместе с ними поехали вниз.

Позвонить нам так и не предложили. Хотя это и положено сделать перед началом или в первые минуты допроса. Сейчас самое время исправить ошибку. Кто-то должен подойти и сказать: «Как, разве вам не объяснили, что вы имеете право позвонить? Бог ты мой! Должно быть, все наши телефоны были заняты».

Молодой полицейский в голубой рубашке постового сходил к автомату и принес нам чуть теплого кофе. По ту сторону коридора, прямо напротив нас стоял за стойкой старый полицейский, который снимал у нас отпечатки пальцев. Он проштамповывал пачку каких-то бумаг, то и дело отвечал на звонки; если он и не забыл о нашем существовании, то весьма искусно скрывал это. Когда я встал, чтобы размять затекшие мышцы, он бросил на меня быстрый взгляд, и только. Краешком глаза я увидел, что в левом конце коридора появился полицейский. Я напился из фонтанчика, что далось мне с трудом — мешали наручники, — и вернулся на свое место.

— Нам скажут, что с Буббой? — спросила Энджи.

Я покачал головой:

— Если мы зададим им такой вопрос, то выдадим себя, сразу станет ясно, что мы были на месте преступления. Если они сами расскажут, то потеряют все свои преимущества, ничего толком не добившись.

— Я так и думала.

Она поджала ноги, положила голову мне на плечо и задремала. В принципе в такой позе долго не просидишь — начнут ныть мышцы, но они и без этого ныли: посидите в наручниках на жесткой скамье часов этак девять-десять, и простое потягивание покажется вам оргазмом. Часы у меня забрали, но, когда Дэвин с Оскаром вернулись, уже светало. Было часов пять утра.

— Следуйте за нами, Кензи, — бросил Дэвин, проходя мимо нас.

Мы с трудом поднялись со скамьи и, пошатываясь, поплелись по коридору вслед за Дэвином. Ноги не распрямлялись, а в пояснице ощущалась такая тяжесть, будто я проглотил кувалду. Нас вели в тот самый кабинет, где мы встречались с нашими друзьями каких-то двадцать часов назад. Когда я был уже на пороге, Оскар с силой захлопнул дверь, и она чуть не задела меня по носу. Я толкнул ее руками в наручниках, и мы, ковыляя, как Квазимодо, вошли в кабинет.

— О правах человека и гражданина не приходилось слышать? — спросил я.