Спуск проходил нормально — примерно один метр в секунду на всем протяжении; это хорошая крейсерская скорость. Часы показывали 12.11, когда мы услышали два взрыва. Я повернул балластный выключатель на 90 секунд, сбросив за это время почти тонну дроби. «Триест» замедлил ход, потом остановился и на какое-то время повис, словно мыльный пузырь. Я хотел убедиться, что поплавок не теряет бензин и случившийся инцидент не нарушил устойчивости батискафа. Чуть спустя я сказал Уолшу, что все в порядке, можем продолжать. Я не мог знать тогда, что это просто-напросто лопнули две стойки, в которых забыли просверлить дырки, чтобы вода через них могла свободно входить внутрь. Первый взрыв, видимо, спровоцировал второй.
По сведениям, полученным с поверхности, я ожидал, что мы опустимся глубже 7500 метров. Но должно быть, нас сильно снесло в сторону, потому что глубомер показывал меньше 7 тысяч метров, когда вдруг на эхограмме в 35 метрах под нами появилось дно. Обычно эхолот улавливал дно за 100–200 метров, давая нам время затормозить. Расстояние это зависит от многих факторов, главным образом от того, чем сложено дно. Когда на эхограмме появился рисунок дна, мы опускались со скоростью 75 сантиметров в секунду, то есть слишком быстро, чтобы садиться. Я немедленно сбросил балласт из расчета 20 килограммов в секунду; батискаф застопорил, на мгновение я увидел внизу отражение фар на дне — изображение было «не в фокусе»… Потом очень медленно, неуверенно, с явным сожалением «Триест» лег на обратный курс.
Без всякой надежды я попытался открыть бензиновый клапан; как потом выяснилось, он был неисправен, поэтому из попытки ничего не вышло. «Триесту» не оставалось ничего другого, как подниматься, вернее сказать (настолько он был застрахован от случайностей), «падать» на поверхность вопреки земному притяжению. Когда мы были уже на четырехкилометровой глубине, я вновь вспомнил о таинственных взрывах. Проследив тщательно за приборами, я обратил внимание на то, что ускорение идет не так, как положено. Я записал в судовой журнал: «Возможно, вытекает бензин». Прибыв на поверхность, мы с Уолшем вышли погреться на солнышке и в ожидании подхода наших судов сопровождения — что, кстати, произошло крайне быстро — оглядели с палубы «Триест». Вокруг нас не заметно было ни одного бензинового пятнышка. Тут же я обратил внимание на лопнувшие стойки, а потом осмотрел клапан. Он был устроен таким образом, что бензин не мог вытекать на поверхность, но при подъеме небольшое количество его все-таки вытекло — достаточно для того, чтобы объяснить потерю ускорения.
[35]Послушаем теперь комментарий Уолша, аккуратно наговаривавшего свои впечатления на магнитофон: