Читаем Глубина полностью

Эволюция его гораздо менее неожиданна, чем кажется на первый взгляд. После исчезновения коллективных денег он едва ли не впервые в жизни должен всерьез решать свою дальнейшую судьбу. Бегство стало бы полным концом всего, практичный Гриша прекрасно это понимает. Поиски сумки с деньгами, ведущиеся Гришей, интересны в первую очередь тем, что в ходе этой неистовой беготни и лазанья по лесу Шематухин словно бы забывает о деньгах как таковых, ему важнее, что о нем скажут и подумают. И на самоубийство он решается в результате резкой переоценки своих взаимоотношений с другими людьми, и, спасенный художником Аркадием Стрижневым, осознавший, как на самом деле «страшно хочется» жить, он, как великое откровение, произносит: «Все заново начну. Все-таки жить, братан, надо дружно. Иначе што получится, если на земле люди друг дружку перебьют? Волки и те без нас в смертной тоске рыскать будут, с нами они от скуки не умирают…»

Резкий поворот сюжета заставляет подумать: а там ли искал читатель поучительные параллели между человеческим и животным миром? Не была ли история с Гришей Шематухиным своего рода ложным следом?

В повести, особенно ближе к финалу, царят кутерьма и ажиотаж, вызванные массовой облавой на волков, охотой на Матерого и его стаю. Во всем этом шуме и гаме не сразу проступает смысл притяжения и отталкивания двух персонажей — Миши Еранцева и его друга — начальника Игоря Арцименева. Смысл, очень важный для всей нравственной конструкции «Черной тропы».

Игорь — видная фигура в своем НИИ, ученый, обаятельный и элегантный человек. Без пяти минут доктор наук. И холодный, расчетливый эгоист, движущийся к поставленной цели кратчайшим путем.

Как раз в его хватке обнаруживается что-то от лесного хищника. Параллели, только в другой плоскости, продолжаются, и не так трудно сравнить метания Матерого, обложенного со всех сторон, с метаниями Игоря, накануне защиты попавшего в неприятную дорожную историю за рулем своего автомобиля. Есть разумность жизни, стремящейся к самозащите, и действия волка с этой точки зрения вполне разумны и выверены. Арцименев тоже руководствуется соображениями разума, не желая ставить на карту всю свою карьеру, — вот он и предлагает Мише Еранцеву взять на себя вину за автомобильное происшествие, тем более что Миша на самом деле многим обязан своему старинному приятелю… Но если Матерый борется за жизнь, ее бесконечное продолжение, Игорь разрушает все живое, к чему прикасается, — дружбу, красоту чувства, покой близкого человека. Цинизм Игоря практически стоит жизни его старому и больному отцу — и словно во искупление своей вины перед людьми Арцименев-старший бросается на спасение Миши Еранцева, да и своего сына, чтобы уберечь его от дальнейшего разрушения собственной личности.

«Матерого, напряженного до звона в голове, отделяли какие-то пятьдесят шагов от тропы. Когда он почувствовал запах людей, менять направление было уже поздно и ни к чему — он заметил, что какую-то часть леса люди забыли офлажить. Он разогнался, за ним по пятам, ничего не соображая, а только слепо доверяя Матерому, неслись переярки и волченята».

Спасительный, могущественный инстинкт, извечная борьба за существование, торжество силы и воли… Закрывая последнюю страницу повести, думаешь все же о мятущейся душе Гриши Шематухина, о поступке старого Арцименева, о совестливом Мише Еранцеве, не желающем множить человеческие беды. Естественное в природе прекрасно всегда, в человеке же оно прекрасно только в соединении со светлым разумом и совестливой душой. Так и достигается необходимая гармония: человеку — человеческое. Проблема эта — из вечных, отдадим должное настойчивости, с которой углубляется в нее прозаик Илья Кашафутдинов.


А. РУДЕНКО-ДЕСНЯК.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги