Глубина (СИ)

Мазаев мельком видел его сегодня, но запомнил лишь чёрные курчавые волосы, орлиный профиль и массивный золотой перстень-печатку. Сейчас Гордею было бы приятно переброситься парой любезных фраз с щедрым фанатом «профессора» Кипиани. Он даже мог бы из уважения к хозяину употребить несколько фраз, почерпнутых из самоучителя грузинского языка: многие стали интересоваться культурой этой удивительной республики, и не только потому, что тбилисцы превращали футбол в искусство, подобно бразильцам или итальянцам, просто в них было что-то западное, свободное. Как в европейском кино, которое изредка демонстрировали на специальных сеансах в дни Московского кинофестиваля…

Да, случись ему сейчас увидеть здешнего директора, и Гордей непременно высказал бы ему слова благодарности за прекрасный вечер. Его официанты излучали кавказское радушие, а повара отлично знали рецепты лучших грузинских блюд. Впрочем, не только грузинских…

Официант посоветовал им попробовать ещё пельмени в горшочках. И как оказалось, не зря. Горячий с пылу-жару горшочек был покрыт пропечённой лепёшкой. Ноздри машинально втянули просачивающийся аромат. Возникло ощущение приближения чего-то праздничного. Гордей осторожно приоткрыл лепёшку и струйка пара, насыщенная специями, вырвалась наружу. Сверху в бульоне плавала сметанка, а под ней лучок, морковка и куриная печень. В предвкушении сочных пельменей Мазаев набрал полную ложку бульона и, не спеша, стал смаковать… Вкусовые ароматы щекотали небо и язык, приглашали, а вернее настойчиво звали скорее опробовать главное. Пельмешки были завернуты в тоненькое тесто, которое просто таяло во рту. Само мясо было очень нежное…

…Наконец, Гордей откинулся на спинку стула:

– Все. Больше не могу. Давно так не обжирался! Слава маэстро, который всё это приготовил!

Между тем стемнело, и девушка-официантка стала обходить столики, оставляя светильнички с горящей внутри свечкой. Звучащая со сцены живая музыка в ритме «медляка» создавала особое настроение. Человек с саксофоном творил там чудеса. Видимо это и есть тот самый «Таракан с саксом», о котором упоминал Элем. Гордей задумчиво смотрел вдаль – на мерцающий подрагивающими огнями посёлок с расцвеченной набережной.

Люди вокруг тоже были расслаблены и дружелюбны. В глазах новых приятелей Гордею тоже виделась симпатия и благожелательность. Захотелось поделиться с ними тем, что не давало ему покоя со вчерашнего дня, и Мазаев рассказал о происшествии, которое случилось с ним накануне в лесу:

– …Вначале я решил сразу идти в милицию. Но потом подумал: а что я им скажу? Какие у меня есть факты? Где-то что-то померещилось вдали. Да мало ли что это могло быть. Мираж. Несерьёзно…

Добродушный Валик всё свёл к хохме:

– Тут неподалёку археологи вроде капище тысячелетней давности раскопали с дольменом и жертвенником. У древних ведь как было принято: если крутой вождь или шаман помирал, то вместе с ним на тот свет отправляли всех его жён и многочисленных наложниц. Бывало, что и в неурожайный год или просто в угоду богам самых красивых девушек племени в жертву приносили. Вот призраки невинно убиенных красоток и носятся между деревьев. Молодые неженатые мужчины их особенно привлекают.

– Там ещё голос зверя будто был… похож на волчий, – добавил Гордей, не улыбнувшись на шутку.

– Нет, крупные хищники в Крыму не водятся – успокоил Элем. – Правда иногда в здешних лесах можно услышать не самые милые звуки, например, очень отрывистый хриплый лай, но их издает косуля.

Впрочем, в отличие от приятеля, Элем воспринял рассказ Мазаева очень серьёзно. Он щёлкнул пальцами по лацкану своего пиджака, стряхивая невидимые пылинки, и заверил: – Хотя лично я бы не поставил точку, не будучи уверенным на все сто процентов.

Гордей прикусил губу от обиды, реплика Элема прозвучала как упрёк ему. Но что толку оправдываться: рассказывать, что ты несколько часов провёл в поисках, заглянул чуть ли не под каждый куст. Всё равно в главном то этот «испанский идальго» прав: а что если ему не показалось, и между деревьев мелькнул вовсе не бестелесный призрак, и он слышал реальный призыв о помощи?!

– Ладно, не кори себя! – Элем хлопнул нахмурившегося Мазаева по плечу. – Что сделано, то сделано!

Со стороны сцены к ним подрулил молодой пижон артистической наружности: с волосами почти до плеч, жутко весь из себя элегантный. Хотя на вкус Гордея одет он был несколько крикливо, один красный кожаный галстук чего стоил.

Пижон спросил разрешения подсесть за их столик. Оказывается, москвичи уже успели познакомиться со здешней знаменитостью. Музыкант поинтересовался, где Вика и Инга, после чего шутливо пообещал, что без женского общества парни не останутся.

– Рудик, – представляется он Мазаеву. Голос у него был надтреснутый, несильный. Видимо, весь его талант заключался в длинных подвижных пальцах, между которыми он постоянно крутит мундштук. В группе Рудик играл на саксофоне. В ответ на комплимент Мазаева он ответил с самоуничижительным пренебрежением:

– Да брось, старичок, мы же обычные лабухи из кабака.

Элем положил музыканту руку на плечо: