Глубина в небе

— Ты разочарован. Ты ожидал, что я загорюсь твоей идеей. Ты многое представляешь себе верно, Капитан Флота. Ты удивительно проницателен для человека из… Руритании. — В голосе магната проскользнула добродушная ирония. — Знаешь ли, моя родословная насчитывает две тысячи лет. В глазах торговца — мгновение, но лишь потому, что торговцы большую часть этого периода проспали. А помимо мудрости, накопленной нами непосредственно, я и мои предшественники читали о других местах и эпохах, о сотне миров и тысяче цивилизаций. Кое-что из твоих идей способно осуществиться. Кое-что куда правдоподобней и внушает большую надежду, чем за все время с Века Несбыточных Грез. Думаю, что я могу тебе помочь советами…

Они проговорили до конца затмения, пока разгорался восточный лимб Трюгве и солнечный диск, появляясь из глубин планеты, взбирался в открытое небо. Небо поголубело, а они продолжали говорить. Теперь говорил преимущественно Гуннар Ларсон. Он пытался доносить свою мысль четко, а Фам записывал слова старика. Но, возможно, аминезский как язык-посредник оказался не столь хорош; кое-чего Фам так никогда и не постиг.

Попутно они заключили сделку на весь медицинский груз Фама в обмен на локализаторы Ларсона. Были и другие товары — скажем, образец поющей в затмении мошкары на расплод, — но в целом переговоры прошли на диво легко. Слишком многое получали от сделки обе стороны… и Фама ошеломили другие высказывания Гуннара Ларсона: советы, которые могли казаться бесполезными, но безошибочно одаряли глубокой мудростью.

Рейс Фама к Трюгве Итре стал одним из самых прибыльных в его торговой карьере, но прочней всего врезалась в память Фама Нювена та темно-красная беседа с итрейским мистиком. Позднее он пришел к выводу, что Ларсон его обработал какими-то психоактивными веществами; иначе Фам бы ни за что так легко не повелся. Но… может, и не важно. У Гуннара Ларсона нашлись отличные идеи — по крайней мере, те из них, что были доступны пониманию Фама. Взять, скажем, сад и ощущение мира, которым там веяло, — мощное, впечатляющее. Улетая с Трюгве Итре, Фам постиг мир, исходящий от живого сада, понял, как важно даже впечатление мудрости. Эти два наития можно было соединить. Биологические объекты всегда служили важной статьей дохода… но теперь они обретут даже большее значение. В сердце новой Чжэн Хэ он заложит бережное, трепетное отношение к жизни. На каждом корабле или базе, где можно построить парк, это будет сделано. Чжэн Хэ станет собирать сливки биологии так же ревностно, как перед тем — сливки технологии. Эту часть советов старика Фам превосходно понял. Чжэн Хэ заработает себе репутацию знатоков жизни, вечно привязанных к соблюдению порядка природы.

Так зародились традиции парков и бонсай. Парки требовали огромных расходов, но за тысячелетия после визита Нювена на Трюгве Итре традиция эта стала прочней и важней всех прочих у Чжэн Хэ.

Что же до Трюгве Итре и Гуннара Ларсона… Ларсон уже тысячелетия как мертв. Цивилизация Итре его ненадолго пережила. Там настала эра повсеместного ужесточения законов и борьбы с распределенным терроризмом. Скорее всего, локализаторы самого Ларсона этому поспособствовали. Вся его мудрость, вся невозмутимость оказались бессильны.

Фам шевельнулся в спальном гамаке. Ему всегда тяжело было вспоминать про Итре и Ларсона. Пустая трата времени… но не этой ночью. Сегодня ночью ему нужно было настроиться на определенный режим мышления. Восстановить кинестетическую память о работе с локализаторами. Их тут в каюте уже десятки. Какая же последовательность движений тела и состояний психики даст ему доступ? Фам плотно натянул на руки ткань гамака. Пальцы его заплясали на невидимой клавиатуре. Впрочем, это слишком просто. Пока не настроится полностью, обычные команды не дадут никакого эффекта. Фам вздохнул, задышал в другом ритме, заставил сердце биться иначе… и вспомнил, какой восторг вызвали у него первые сеансы работы с ларсоновскими локализаторами.

Бледно-синий — чуть синее голубого — свет мелькнул на краю поля зрения. Фам приоткрыл глаза. В каюте было темным-темно. Свет ночника слишком слаб, чтобы различались цвета. Ничто не двигалось, только гамак слегка колыхало ветерком из вентиляции. Синий свет шел откуда-то из другого места. Изнутри зрительного нерва. Фам смежил веки и повторил дыхательные упражнения. Синий свет мигнул снова. Его луч был синтезирован массивом локализаторов по данным тех двух, которые Фам поместил на виске и в ухе. Поначалу контакт очень слаб, он не дает ничего, кроме случайных искорок — такие кто угодно с закрытыми глазами видит, потому и внимания не обратит. Систему запрограммировали обнаруживать себя очень осторожно. На сей раз Фам не стал открывать глаз, менять темп сердцебиения или ритм дыхания. Он пригнул два пальца к ладони. Прошла секунда. Свет мигнул снова: ответный сигнал. Фам кашлянул, выждал мгновение, подвигал правой рукой. Синий свет мигнул: раз, другой, третий… последовательность импульсов, двоичный код. Он отреагировал кодами, которые сам задал много эпох назад.