Глубина в небе

Джирлиб опускал голову, пока та не упокоилась на Брентовом насесте.

Андерхилл точно обмяк.

— Дети, простите. Я не хотел, чтоб вам навредили. Я не…

— Папа, это мы с Гокной сбежали из дому… Джирлиб, заткнись. Ты старший, но мы всегда умели тебя околпачить. — И то правда. Иногда сестры играли на самовлюбленности братишки, иногда — на его интеллектуальных интересах, как в случае увлеченности Хелмовыми Уродцами. Порой просто выторговывали у него какую-то услугу, пользуясь его симпатией к маленьким сестрам. Брент тоже был не без уязвимых мест. — Это мы с Гокной постарались. И если бы не засада, устроенная Брентом в музее, мы все сейчас уже были бы мертвы.

Андерхилл жестом выразил несогласие.

— О маленькая моя Виктория, без вас с Гокной спасатели могли бы опоздать на минуту… вы все бы погибли. А Гокна…

— А Гокна теперь мертва! — Вдруг броня ее невозмутимости раскололась и слетела. Залившись бессловесным воплем, Вики выскочила из комнаты. Сбежала вниз по главной лестнице, отгоняя солдат в униформе и повседневных обитателей дома. Несколько лап протянулись к ней, но кто-то позади крикнул, и ее пропустили.

Вики неслась вверх и вверх, мимо лабораторий и аудиторий, мимо атриума, где они всегда играли, где впервые повстречались с Хранкнером Аннерби.

На вершине разместилась маленькая мансарда, которую они с Гокной себе вытребовали, выклянчили, добыли хитрыми планами. В каком-то смысле самая глубокая, в каком-то смысле самая высокая. Папа всегда старался забраться повыше, и две его дочки тоже любили созерцать окружение с величественного чердачного насеста. Не самая высокая точка Принстона, нет, но ее им хватало.

Вики пробежала внутрь, выбив дверь. На миг ей стало плохо от резкого подъема. А потом… она замерла, оглядываясь. Дом аттеркопов немало разросся за последние пять лет. Зимы становились холоднее, и домик утратил прежнее очарование: уже нельзя было притворяться, что обитают в нем маленькие паучки, потому что у аттеркопов отрастали крылья. Десятки их влетали и вылетали в гнездо и из него. Ультрасиние оттенки крыльев напоминали обои на стенах дома. Они с Гокной вечно спорили, кто хозяйка в их домике.

Они почти обо всем спорили. У стены стоял кукольный домик, сделанный из артиллерийского снаряда: Гокна притащила его из берлоги. По совести, он принадлежал Гокне всецело, но они и об этом спорили.

Тут все напоминало о Гокне. И Гокна никогда больше не войдет сюда. Не заговорит с ней, а тем паче не затеет спор. Вики едва не развернулась, чтобы молнией вылететь из комнаты. Ей почудилось, что в боку у нее пробили огромную дыру, руки и ноги оторвали от тела. Ничего не осталось от фундамента ее жизни, и Вики мешком осела на пол, содрогаясь от рыданий.

Отцы и матери бывают совсем разные. Насколько могли дети судить, даже в нормальных семьях все не так однозначно. Папа все время присутствовал. Он обладал бесконечным терпением, и у него всегда можно было что-нибудь выклянчить. Но Шерканер Андерхилл отличался одним крайне необычным качеством: он рассматривал любой закон природы и культуры как предмет экспериментальной проверки, препятствие, которое можно обойти. Во всем, что он делал, сквозили юмор и интеллект.

Матери — ну, во всяком случае, их матушка — не бывали рядом каждую минуту и не могли себе позволить откликаться на любую детскую прихоть. Генерал Виктория Смит частенько бывала с детьми, один день из каждых десяти в Принстоне и куда чаще во время их поездок в Ставку. Она появлялась, когда их следовало научить настоящему закону, перед которым даже Шерканер Андерхилл останавливался в задумчивости. И в моменты, когда им бывало по-настоящему, реально худо.

Вики не знала, сколько провалялась ничком на полу, но в какой-то миг услышала шаги на лестнице. Во всяком случае, не дольше получаса: за окнами еще не успел перевалить за середину холодный прекрасный день.

В дверь мягко поскреблись.

— Младшая? Поговорим?

Мама.

Что-то странное шевельнулось у Вики внутри: радость. Папа простит, как прощал неизменно… но лишь мама поймет, какой ужас они испытали.

Вики отперла, отступила, склонив голову.

— Я думала, ты нынче до вечера занята. — Потом ей бросилось в глаза, что Виктория Смит в униформе: угольно-черной куртке с рукавами, при ультракрасных плечевых погонах. Она никогда еще не видела генерала такой в Принстоне, а в Ставке этот костюм берегли для особых случаев, в частности для совещаний со строго определенным кругом высших офицеров.

Генерал тихо прошла в комнату.

— Я… решила, что это важней. — Она жестом велела маленькой Виктории сесть рядом. Вики повиновалась, впервые после начала всего этого ужаса ощутив прилив спокойствия. Генерал осторожно опустила ей на плечи пару передних лап. — Мы допустили некоторые… серьезные промахи. Ты знаешь, что мы с твоим отцом в этом сходимся?

Вики закивала:

— Да, да!

— Мы не властны вернуть Гокну. Но мы будем ее помнить и любить. И мы исправим ошибки, открывшие путь этому кошмару.

— Да!