Глубина в небе

По ту сторону глаз Фама вспыхивали и гасли сигналы локализаторов. На большей части Аттика ему удалось перезапустить микроволновое импульсное питание. В пределах досягаемости осталось, вероятно, около ста тысяч действующих локализаторов. Их яркий потусторонний свет расширял его зрение, и Фам проникал в недоступные уголки Аттика, орудуя потоками данных, как невидимыми пальцами: ему доступны были все места, где оживали и посылали ответные сигналы облачка локализаторов.

Оценка состояния, оценка состояния. Фам просканировал данные от неотвязников в зале и вокруг него. Лишь несколько их остались взаперти у себя в клетушках, в капиллярных туннелях: эти специалисты ему для текущих нужд не требовались. Кое у кого от блокировки потока заданий начались конвульсии. Фам влез в систему управления и открыл некоторые входящие каналы. Ему требовались определенные данные, но возможно, получится унять и дискомфорт фокусированных. Трад беспокойно поглядывал на него: он заметил, что кто-то шарит в его системе.

Фам потянулся дальше, за пределы Аттика, высматривая искорки локализаторов на поверхности астероида. Вот они! Пара изолированных ракурсов, низкого качества, монохромные. Мелькнула шлюпка, опустившаяся на скалы рядом с Хаммерфестом. Черт подери, это же 475‑й шлюз. Если Нау сумеет справиться с этим шлюзом, который, по сути, вообще не заперт, не приходится сомневаться, что он предпримет дальше.

На ускользающий миг Фама окутал неодолимый страх при мысли о столкновении с непобедимым противником. «Ах, я словно помолодел!» У него осталось, может, секунд триста, пока Нау не доберется до первой точки Лагранжа‑А. Смысла держать козыри в рукаве больше нет. Фам отправил команду всем уцелевшим локализаторам подключиться к сети — даже отключенным от питания. В крохотных конденсаторах запасено еще достаточно энергии, чтобы принять и переслать несколько десятков пакетов данных. Если все сделать правильно, емкость ввода-вывода будет приличная.

По ту сторону глаз медленно, бит за битом, проявлялись изображения.

Фам облетел три стены по очереди, старательно уходя от хватки неотвязников, а временами уворачиваясь от плавающей в воздухе клавиатуры или питьевой груши. Но, восстановив поток входящих данных, он отчасти успокоил неотвязников. Переводчики так и вовсе почти затихли, переговариваясь лишь между собой. Фам спланировал на кресло подле Триксии Бонсол. Женщина с яростной целеустремленностью барабанила по клавишам, согнувшись над своей консолью. Фам всмотрелся в поток данных с «Невидимой руки». Оттуда наверняка придут добрые вести. Ритсера и компанию оставили с носом в тот самый миг, как они собирались учинить резню…

Он не сразу сориентировался в мультиплексном потоке. Тут были тексты для перевода, данные о траектории, коды запуска. Коды запуска? Брюгель забежал далеко вперед от графика мерзких планов Нау! Справлялся он прескверно: уцелела бóльшая часть противоракетных установок Аккорда. В небеса Арахны взлетали баллистические ракеты: десятки стартов за каждую секунду.

На миг Фама одолел ужас. Заговор Нау предусматривал гибель половины населения планеты. Ритсер этот план с энтузиазмом тщился выполнить.

Он переключился на рабочий журнал Триксии Бонсол за последние несколько сот секунд. Журнал жестко заглючило, когда Триксию отрезали от сети: метафорически выражаясь, он подавился собственными бреднями. Страницы сплошной белиберды, обрывки файлов без дат последнего обращения к ним. Взгляд его выхватил почти осмысленный отрывок:

«Уже набила оскомину сентенция, что мир прекраснее всего в годы Увядающего Солнца. И то правда: погода не такая своенравная, во всем чувствуется замедление, в большинстве мест выпадают годы, когда летний зной не так жжет, а зимы не так яростно суровы. Классическое время любви. Время, когда высших этого мира так и тянет расслабиться, отложить все дела. Ибо другой возможности подготовиться к концу света уже не будет.

Велением слепого случая Шерканер Андерхилл избрал для первой поездки в Ставку самые чудесные дни Лет Увядания…»

Несомненно, один из переводов Триксии, отмеченный оттенками «антропоморфизма», которые так бесили Ритсера Брюгеля. Но… «первая поездка в Ставку» Шерканера Андерхилла? Это ведь еще до последней Тьмы. Странно, что Томасу Нау потребовалась такая дальняя ретроспектива.

— Все так запуталось…

— А? — Внимание Фама опять вернулось к происходящему в групповом зале Аттика, где раздраженно гомонили неотвязники. Эти слова произнесла Триксия Бонсол. Ее глаза смотрели в пустоту, пальцы сновали по клавишам.

Фам вздохнул.

— Да, это уж точно, — ответил он. Что бы ни имела в виду неотвязница, реплика очень к месту.