Глубинка

— Нет, не жалею. Ты рассказал и показал мне, что можно жить по-другому, и не важно, где: в Москве или в деревне. Даже здесь, вдали от людей, ты не опускаешься, ты работаешь и пытаешься сделать хоть что-нибудь полезное. Вы с братом хотите спасти свое Зуево, потому что оно дорого вам. И поэтому ты все еще здесь. Ради меня ты бы не остался. Ну и пусть. Пока ты здесь, я жива. Я…

Но тут она замолчала, поняв, что сказала лишнего. Хотя мне и без того хватило с лихвой. Так вот какие мысли в голове у этой девочки…

— Аня, — я приподнялся, отстранив ее от себя. — Не думай сейчас об этом. Да, примерно через месяц мне придется уехать, но я вернусь, обещаю тебе. Ты не останешься одна.

— И ради меня ты готов обманывать свою жену? Или бросить ее? — с вызовом спросила она.

Господи, ну как у нее получается так легко загонять меня в тупик? Даже медведю этого не удалось! И что мне ответить? Правду? Или… Нет, ей нельзя врать. Нельзя обманывать того, кто верит каждому твоему слову.

— Нет… не готов.

«Зачем усложнять то, что и так сложно…»

— Тогда будь со мной, хотя бы, сейчас. Здесь. А потом… Потом будет потом. Ведь у нас есть еще целый месяц…

В ту ночь она так и не ушла к себе. Мы просто уснули вместе: само существо состоявшегося разговора исключало что-либо большее. На следующий день, правда, я заметил в ее поведении некоторые странности, которые поначалу предпочел проигнорировать. Однако ночью Аня снова пришла ко мне, а днем я окончательно убедился: несносная девчонка вознамерилась меня соблазнить! Как еще объяснить тот факт, что одежды на ней каждый вечер стало оставаться все меньше, а физическая дистанция между нами начала стремительно сокращаться? Она свободно садилась ко мне на колени, обнимала, брала за руку по поводу и без. А в чем она ходила перед сном… Разжившись в бездонных просторах шкафа кое-какими вещами моей старшей сестры, Аня начала проводить безумные эксперименты со своим гардеробом и моей психикой.

Вместо невзрачного подростка передо мной вдруг предстала молодая женщина, движимая четкой целью: добиться своего. Да, у нее было, чем привлечь меня, а отсутствие конкуренции значительно упрощало стоящую перед ней задачу. Она стремилась стать желанной, и готова была на все ради главной роли. Откуда, черт побери, она вообще понабралась всего этого? Когда я на третью ночь не пустил ее к себе, она показала мне язык, после чего выключила свет и, раздевшись донага прмо передо мной, ушла спать в свою постель.

Я решил не обращать внимания на ее грязные провокации, но решить оказалось гораздо проще, чем не обращать. Тем более, когда вокруг тебя нет других людей, и не на что отвлечься, а перед тобой день за днем разворачивается ТАКОЙ спектакль… Только мысли о Вере кое-как сдерживали меня от падения в бездну. Я прекрасно осознавал, что, поддавшись один раз, уже не смогу остановиться. А Аня, казалось, получала какое-то мрачное удовольствие от моих мучений. Она осознавала все преимущество своего положения и спокойно выжидала, когда я сломаюсь и стану принадлежать только ей.

Так прошло четыре дня, и, наконец, я не выдержал.

— Слушай, ты не могла бы одеться как-нибудь… основательнее? — спросил я однажды утром, когда она продефилировала мимо меня в одной лишь тонкой футболке.

— А что? — невинным голосом поинтересовалась моя Лолита и сладко потянулась, оголив стройные бедра. — Мне жарко.

— Жарко? Можно открыть дверь, — я был настроен очень решительно.

— Зачем открывать? Ты же дрова таскал, трудился. Видишь, как горячо печка топится.

— Печка-то топится, ответил я. — Но с твоими нарядами и поведением у меня тоже вот-вот кое-что затопится, и тоже станет очень горячо. А это неправильно.

Все, к черту все намеки, полунамеки и даже четвертьнамеки! Буду говорить прямым текстом, в конце концов, не она ли недавно втолковывала мне, что так понятнее всего?

— Какая еще печка? — хихикнула Аня. Получилось не очень естественно, и она сама это заметила. — Твоя, что ли? Судя по твоему поведению, она у тебя давно уже не горит.

— А ты, судя по твоему поведению, подрядилась ко мне в кочегары, — я поднялся с места и посмотрел на нее сверху вниз. — Зачем ты это делаешь? Чего хочешь добиться?

— А то ты не знаешь.

— Догадываюсь. Но я, кажется, уже все тебе сказал. А сейчас ты рушишь то хрупкое равновесие, которое между нами есть.

— А может, — парировала Аня. — Я хочу его разрушить?

— Зачем?

— Затем. Чтобы ты был мой.

— Ты всерьез считаешь, что таким образом можно привязать кого-то к себе? — удивился я. — И многих ты знаешь, кого привязали через постель?

— Какая разница, многие или нет. У нас всего месяц, теперь уже меньше. А ты все ломаешься, как девочка.

— Ну ты и… — только и смог произнести я.

— И… кто? — привстав на цыпочки, чтобы казаться выше, она наступала на меня. — Ну, скажи, кто я? Боишься сказать? А чего ты тогда не боишься? Если боишься говорить — покажи делом!