Глубинка

— Нет. Андрей договорился, что на Мишу не станут вешать того, чего он не совершал. В худшем случае ему светит четыре года, но, может, дадут условный срок. Так отец Сергея сказал.

— Ты расстроена?

— Нет, — она повернулась ко мне. — Все могло закончиться гораздо хуже, если бы не Андрей… и не ты.

— Я мало чем могу помочь тут. Мне даже не позволят защищать его в суде.

— А ты стал бы?

В который уже раз на ее, казалось бы, простые вопросы у меня не находится простых ответов.

— Ради тебя — стал бы.

— Мне кажется, ты так не думаешь, — Аня встала и подошла ко мне. — Ты злишься на него из-за меня и из-за того, что он сделал со мной. Не надо злиться, Филипп. Теперь уже не надо. Ты смог изменить меня, сам того не желая, исправить все, что сделали они. Я уже не та, что была до встречи с тобой. Они выбили из меня всякое желание жить, а ты вернул его обратно. Я вернусь в школу, постараюсь сдать выпускные экзамены. Я решила, что хочу поступить в вуз. Как думаешь, у меня получится?

— Думаю, да, — я представил Аню в выпускном платье и решил, что оно ей пойдет. Особенно с ее фигурой…

— А потом я устроюсь на хорошую работу, буду сама себя обеспечивать, ни от кого не зависеть. И найду себе мужа, чтоб он был как ты, и рожу ему столько детей, сколько он захочет. Я сделаю его счастливым. Хотя нет… Такого, как ты, я точно не найду.

— Да уж, постарайся, чтоб он был более сговорчивым и менее принципиальным в вопросах домашнего гардероба.

Я хотел отшутиться: мечты шестнадцатилетней девочки, какими они еще могут быть! Но зря старался. Аня подошла ко мне вплотную, и я не даже не понял, когда успел обнять ее и привлечь к себе. Мы целовались — в первый и последний раз в жизни — не в силах отпустить друг друга. Ветер над нами напевал прощальную песню ушедшей осени. Нашей осени, которая никогда уже не вернется.

Утро прошло в сборах и сопутствующей им суете. Мы боялись что-то забыть, что-то оставить, что-то не доделать.

— Не переживай, — подбадривал меня Андрей. — Мама с папой обещали наведаться сюда, когда сойдет снег. Так что если ты что-нибудь забудешь, то не позже майских праздников я тебе привезу.

В два часа за нами приехал большой семиместный внедорожник: оказалось, это Андрей договорился с Лопаревым-старшим. Мы быстро погрузили вещи — их оказалось немного. Теперь можно отправляться в путь: сначала в Толосцы — доставить Аню домой, а затем в Себеж — посадить Макса и Витю на поезд.

— А мы как? — спросил я брата.

— В Себеже осталась моя машина. Я, так и быть, подброшу твое высочество до Москвы. Заодно прослежу, чтобы Вера тебя не сразу пришибла, а сначала выслушала. Только чур твой мохнатый друг едет в багажнике, там после него будет проще пылесосить.

Мохнатый друг, гордо восседавший в проходе между задними сиденьями, недовольно покосился на Андрея, как будто мог понять, что речь идет именно о нем.

— Готовы? — спросил водитель. — Едем.

Мы как по команде повернули головы к окнам и проводили глазами оставляемую нами деревню. Деревню, которая хранила так много воспоминаний, и плохих, и хороших. Даст бог, это не последние воспоминания, которые подарят ей люди. До свидания, деревенька Зуево, мы еще увидимся.

Проезжая Валовники, я не без удовлетворения отметил, что мою «Пенелопу» уже извлекли из сугроба и увезли — надеюсь, в мастерскую, а не на свалку. Выходит, и здесь папа Сереженьки не оплошал. Что ж, очень хорошо.

Хоть и медленно мы ехали, а десять километров, разделявшие Зуево и Толосцы, пролетели, казалось, в один миг. Заснеженная колея сменилась чистой грунтовкой, а ей на смену, в свою очередь, пришел асфальт. Вот и дом Ани, в котором я так ни разу и не побывал. Здесь нас ждет еще одно расставание.

— Эй, парни! — не успели мы вылезти из машины, как нас окликнули. — Вы уезжаете уже?

— Да ну нафиг… — я с некоторым недоверием смотрел на бегущего к нам Павла Смирнова.

— Уважаемый, вы чего хотели? — не очень дружелюбным тоном обратился к нему Витя, едва тот притормозил возле машины. Витю можно было понять: Паша был среди тех, от кого еще вчера мы удирали со всех ног.

— Попрощаться хотел, — Паша запыхался и с трудом переводил дыхание. — Вы на меня не сердитесь, особенно ты… Гоша. Я ведь и вправду зла вам не желал. Я у Генроманыча работал, детишек его врачевал, ничего более, да. А тут такое дело… Конечно, я тоже пошел справедливости искать. Кто же знал, что Лопарев этот нас дурит.

— Ты ведь раньше с Веней Копытовым дружил, — напомнил Макс. — С тем, который нынче Володин.

— Ну да, а что? Дружил, да сейчас не дружу. Я вообще…

— Сейчас ты свистишь, — оборвал его я. — Ты и знать про меня не знал, когда я к тебе пришел. И раскусил меня лишь, когда я, не подумав, Веню упомянул, да еще и назвал его прежним именем.

— К чему ты ведешь?