Читаем Глубинка полностью

— А что тут соображать? — он приузил глаза. — Мы посоображали уже и решили, верно, ребята?

— Дойдем, — неуверенно прошумели рабочие. — Хаживали.

— Сорок-то километров осилим.

— Не сорок, хлопцы. — Гошка повернулся к женской палатке, громко позвал: — Тамара!

Она тут выбралась наверх, придерживая у горла отвороты голубой куртки.

— Принеси на минуту планшет, — попросил Гошка и повернулся к Хохлову. — Тайгу на горло не возьмешь, пережует и выплюнет.

Подошла Тамара, протянула планшет.

— Ну, кто с топографией знаком? — Гошка оглядел рабочих. — Нате, прикиньте, сколько верст вам ломать до Лены. В сантиметре — десять километров, мозгуйте.

Нахмурясь, Хохлов взял карту. Канавщики с интересом обступили его. Гошка сунул руки в карманы, подмигнул Тамаре, мол, пусть подсчитывают, авось образумятся. Она поняла его, одобрительно прикрыла глаза.

— Наврано все. — Хохлов сложил карту, вернул Гошке. — Летели всего час, а тут… Мало ли чего можно на бумаге напороть.

— Кругом обман, ну ты скажи! — Васька облизал вспухшие губы. — Даже в картах!

— Смотря в каких, — вставил Николай.

Гошка насмешливо оглядел Чифириста.

— Нет, Вася, не обман. — Он поправил ремень тозовки. — Ближний путь — сто пятьдесят, а не сорок. Столько и бывалый таежник в эту пору не осилит, да и рисковать не станет. Так что прошу вас, бросьте валять дурака.

— Чего-то уж больно много, если не врет, — шаря в затылке, засомневался Васька. — Сто пятьдесят?.. Ого! Это сколько же кружек чифиру выжрать надо, чтоб дотопать?

Он ошалело заводил глазами. Рабочие заулыбались.

— Ну-у, влипли бы! — с отчаяньем проговорил перебинтованный и сплюнул себе на сапог.

Гошка отдал планшет Тамаре. Рабочие дружески смотрели ей вслед, будто она уносила от них навязанную им беду. Стояли не шевелясь, отбросив на снег короткие синие тени. Солнечные лучи гвоздили сугробы, от них, изноздренных, поднимались курчавые дымки испарений, и дальние гольцы за ними сизо дрожали.

— Возьми, пожалуйста, — перебинтованный снял очки, наугад протянул Гошке. Он взял их, сунул в карман.

— Ребята, давайте начинать что-нибудь делать, — проталкиваясь к Гошке, заговорил Николай. — Вон Верка, когда уж просит пол настлать. Сходим в долину всей оравой за жердями, за час нарубим.

— Вот это по уму! — весело поддержал Гошка. — И палатку окопайте, а то скоро вода попрет, будете плавать, как в аквариуме. Шевелись, братва.

— Ну так берем топоры — и айда?.. — Николай обернулся к канавщикам, но наткнулся на иронический взгляд Хохлова, замолчал.

— Чо припух, агитируй, — просипел Васька и покрутил тонкой шеей в раздольном вороте телогрейки. — Навялился рубить — валяй руби. — Он покосился на Хохлова. — Может, за усердство бригадиром поставят.

— И пойду! — отрываясь от глаз Хохлова, выкрикнул Николай. — Кто со мной? — Он нагнулся, выдернул из коряги воткнутый топор.

— Лоб здоровый, один справишься, — обронил в тишине Хохлов, и никто из рабочих не стронулся с места. Они только переглянулись и тут же отвели глаза, потупились. Николай один пошел вниз. Шел он неуверенно, криво переставляя ноги, и, чем дальше отходил от товарищей, все замедлял и замедлял шаги. Гошка краем глаза наблюдал за канавщиками, ждал, чем все кончится. Видя, что его взяла, Хохлов пристукнул банками тушенки, насмешливо крикнул:

— Шибче спускайся, а то мы тебя нагоним и срубим… несколько жердин в помощь!

Николай остановился и, растерянно глядя на товарищей, повернул назад.

— Забыл, понимаешь, — сказал он, подходя к Гошке и выворачивая из кармана банку тушенки. — Разоружаюсь, вот. — Он бросил ее в пустой ящик.

— Облегчился, теперь иди-иди, подавай пример. — Васька схватил Николая за рукав. — Сказано — шибче спущайся.

— Убери цапку! — Гошка резко отбил в сторону Васькину руку. — И давай сам разгружайся, хватит комедь выламывать. А вы, ребята, чего так дешево продаете себя этому хмырю? Он из вас, как из мальчиков, веревки вьет.

Круглолицый парень исподлобья глянул на Хохлова, полез рукой за пазуху.

— Оно и верно — дурим, — согласился он. — Я думал — за день добежим, а раз так… — Он бросил свою банку. Следом, стуча о дно ящика, упало еще несколько.

— А ты? — шагнув к Хохлову, с угрозой спросил Гошка. — Ты чего ждешь?

Васька Чифирист из-за спин рабочих быстро выбросил свои, брезгливо отряхнул ладони. Хохлов презрительно прищурился на него, потом так же оглядел остальных.

— Уд-дивительно мне, — глухо проговорил он и швырнул свои банки в снег у кухни. За ним дружно побросали те, кто все еще держал в руках тушенку. Красные этикетки с рогатыми быками жарко испятнали снег, десяток донышек-солнц вспыхнули, наставив на людей узкие лезвия нестерпимого света.

— Оставайтесь. — Хохлов задрал бороду, оглядел горизонт. — Сегодня ночью вас здесь снегом завалит, вон они, тучки, сползаются.

Он сплюнул и пошел в палатку. За ним побежал Васька. Он крутился вокруг Хохлова, размахивал руками, что-то доказывал или оправдывался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза