Глубинная ловушка

Сказать, что мы замерзли – не сказать ничего. Порой кажется, будто в складках гидрокомбинезона похрустывает лед. Одолевает неистовое желание ускорить подъем и вырваться из ледяного плена, но делать этого нельзя.

Все. Наконец-то мы достигаем поверхности.

Сдвигаю на лоб тесную маску. Поднимаю из воды левую руку, а правой лезу под тугую манжету за сигнальным патроном. Достав его заиндевевшими пальцами, отвинчиваю крышку и привожу в действие; из патрона валит и стелется над водой оранжевый дым. Нарезавший круги вертолет тотчас меняет курс, снижается. Дым выполняет сразу две функции: обозначает наше место и помогает летчику определить направление ветра для безопасного захода…

«Вертушка» висит над нами на высоте двадцати метров. Управляя мощной лебедкой, бортовой техник выглядывает из грузовой кабины.

– Не трогай! – прикрикиваю на молодого Фурцева, пожелавшего ухватиться за трос с поплавком и карабином.

– Почему, командир? – говорит он, и его синие губы трясутся от холода.

– Потому что пришибет статическим зарядом. И капитанские погоны получить не успеешь.

Информация поступила в голову и безнадежно ищет мозг. Мозг Игорька сейчас такой же заиндевевший и фиолетовый, как губы.

Снова надвигаю маску на лицо – тугая воздушная струя от винтов вертолета обжигает холодом. Жду, когда трос коснется воды и отдаст ей набранный заряд…

Готово – крюк с замком исчез под волной, оставив на поверхности большой цилиндрический поплавок, раскрашенный в яркую красно-белую полоску.

– Теперь можно! – стараюсь перекричать шум от двигателей и винтов. – Хватай карабин и цепляй за подвесную систему!..

Трясущимися от напряжения и холода руками Игорь послушно выполняет указание.

Даю знак бортовому технику. Тот включает двигатель лебедки, и трос плавно вытягивает из воды молодого старлея вместе с набитым обломками черным мешком.

Неуклюже примостившись на корабельной площадке, «спасатель» выключает двигатели. Придерживая пилотки, к вертолету подскакивают два мичмана.

– Товарищ капитан второго ранга, нас прислали за обломками, – бодро рапортует один из них.

Ага, значит, летчики успели доложить об успешном сборе «урожая».

Покидаем вертолет, отдаем трофеи и усталой походкой ковыляем в каюты. Мои орлы имеют полное право не торопиться – их работа на сегодня закончена. А мне необходимо срочно принять душ и переодеться, а потом уж топать на доклад. Иначе начальству придется «наслаждаться» запахом трудового пота.

* * *

Отогреться в душе, естественно, не успеваю – споласкиваю шампунем голову, наскоро обмахиваюсь мочалкой. Одевшись, бегу на рандеву с генерал-лейтенантом. Рандеву назначено в правом вертолетном ангаре. Ну, это понятно: разместить в каюте командира весь поднятый нами металлолом невозможно.

Подхожу по правому борту. Винтокрылая машина скучает со сложенными лопастями на площадке, пока ее законное место используется начальством в своих «корыстных» целях.

На входе в ангар обнаруживаю матросика с автоматом.

Ого, как все серьезно!

Я в традиционном прикиде: кроссовки, черные брюки от специального комбинезона с множеством накладных карманов и толстый водолазный свитер из верблюжьей шерсти. Свитер сейчас в самую пору, ибо до сих пор потряхивает от купания в полярных широтах.

– Прошу прощения, тыщ. Приказано никого не пропускать.

Я всегда с большим трудом сдерживаю смех, когда слышу универсальную форму обращения младших чинов, состоящую из трех волшебных букв «тыщ». Тыщ – это сокращенно-упрощенное от «товарища». Случается так, что матросик, старшина или мичман не знает звания одетого в форму без погон незнакомого офицера. Вот и приходится ему использовать обращение из трех букв.

Что ж, молодец служивый – исправно несет службу.

Представляюсь:

– Капитан второго ранга Черенков. Может, пропустишь?

Кивнув, он почтительно отступает. Знать, предупрежден.

Ныряю в залитое ярким светом нутро вертолетного жилища. В левом ангаре стоит вторая «вертушка» – противолодочная, большую часть правого занимают разложенные на полу железяки, поднятые нами со дна.

Подозрительная тишина. Ни техников, ни летчиков.

У внешней стены в задумчивом безмолвии стоят четверо: скрестивший на груди руки Сергей Сергеевич, рядом с ним контр-адмирал Черноусов, чуть поодаль покусывающая нижнюю губу Анна и молодой конструктор Симонов из Московского института теплотехники. Немного в стороне, присев на корточки, ковыряется в железках командир корабля Скрябин.

Мы не в армии – чеканить шаг и громко рапортовать у нас не принято. Отметив про себя некую странность в поведении присутствующих, подхожу и вопросительно взираю на генерала ФСБ.

Он с минуту молчит, избегая встречаться со мной взглядом. Потом обращается к представителю завода:

– Анна Аркадьевна, пожалуйста, изложите еще раз свои заключения. Для командира группы пловцов.

– Пожалуйста, – нервно поводит молодая женщина плечиком. – Наше заключение коротко: этот хлам не имеет никакого отношения к третьей ступени «Молота». Абсолютно никакого. Скорее всего, данные обломки вообще не от ракетных элементов.

– Интересно… А от чего же они по-вашему? От «Академика Антонова»?