Глубинная Природа Творчества

С упорством, достойным лучшего применения, учёные, изучающие сознание, предпочитают не подход «от первого лица», но всегда подход «от третьего лица», даже если собственные методы помещают их же самих в весьма неудобную позицию смотрения извне внутрь. Я начинал свою научную карьеру в лаборатории по изучению гипноза. У меня была великолепная возможность лично познакомиться с самыми авторитетными исследователями в этой области. На одной из научных конференций по гипнозу мой научный руководитель пригласил меня присоединиться к нему и его коллегам и вместе пообщаться в неформальной обстановке. Я оказался в компании самых авторитетных исследователей в области гипноза. В один прекрасный момент просто для развлечения я стал задавать вопросы всем, кто находился в помещении, об их личном опыте с гипнозом. К моему глубокому удивлению, ни один из них никогда не находился под воздействием гипноза. Многие из них заявили не без гордости, что они вообще не поддаются воздействию гипноза. Один договорился даже до того, что утверждал, что за всю свою жизнь он ни единого раза не помещал себя ни в какой ментальный воображаемый образ.

В нашем обществе имеет место быть драматичный разрыв между познанием «от первого лица» и познанием «от третьего лица». И даже не вопрос – какой из них считается приемлемым, а какой таковым не считается. Врачи-терапевты назначают лечение пациентам, а шаманы – самим себе. Прихожане церкви узнают об искуплении грехов из созерцания скульптурных изображений, а мистики – из собственного непосредственного опыта. Так и в исследовании творческих процессов: учёные изучают способность к творчеству других людей, в то время как истинные творцы погружены в глубины собственных творческих процессов. Не вызывает сомнений, что тот, кто предпочтёт метод «от первого лица», скорее всего будет выброшен на периферию научного сообщества, а то и за неё.

Глубинное Творчество имеет дело с непосредственным опытом как творцов, так и мистиков. Здесь я использую термин «творец», чтобы указать на того, кто находится внутри творческих процессов. В этом смысле Альберт Эйнштейн – творец. Так же, как и Никола Тесла, и Элиас Хоу. Эти замечательные исследовали погружались с головой в творческие процессы, скрупулёзно их документируя. Эйнштейн предложил революционно новый подход в теоретической физике. Это его достижение не менее важно, чем его собственно научные заслуги.

Что касается мистиков, они скорее погружаются в тайны бытия всем своим существом, чем проникают в них посредством человеческого интеллекта. Их методы включают в себя созерцание, стирание границ личности и интуицию, которые позволяют им переживать совершенно необыкновенные состояния, в которых абсолют приоткрывает им себя непосредственно. Творец и мистик – очень часто одно и то же. Примером этого могут служить поэты Уильям Вордсворт и Уильям Блейк; композиторы Рихард Вагнер и Иоганн Себастьян Бах, писатели Герман Гессе и Олдос Хаксли, художники Марк Тоби и Кеннет Каллахан.

В Глубинном Творчестве искусство, наука и мистицизм сливаются воедино, потому что раскрытие человеческой способности к творчеству напрямую погружает в суть бытия, которая одновременно имманентна, то есть находится глубоко в нас самих, и трансцендентна, то есть объединяет нас с чем-то намного большим, чем мы сами. Это означает, что творцы и мистики понимают нечто такое, что учёные, придерживающиеся традиционных подходов, понять не в состоянии. Творцы и мистики обладают доступом к намного более богатым и сложным областям опыта, не познаваемым никакими научными методами и не измеримым никакими научными инструментами.

Когда-то я был одним из традиционных учёных-исследователей, изучающих творческие состояния, или, точнее, пытался им быть. Моя докторская диссертация была призвана обосновать (насколько это вообще возможно доказательно обосновать) само наличие в природе творчества бессознательных процессов. Когда я путешествовал из университета в университет и с конференции на конференцию для того, чтобы представлять мои находки в этой области, количество скепсиса в их адрес превысило все мои самые пессимистичные ожидания. Возражения напоминали мне бурю в стакане воды. Спросите у любого человека, не обременённого степенью «Доктор Философии», его или её мнение по поводу того, считает ли он или она, что какая-то часть творческих процессов протекает неосознанно. В основном все ответят, что так оно и есть! В результате, когда пришла пора публиковать свои изыскания, я совершенно потерял к ним интерес, к большому огорчению своего тогдашнего научного руководителя. Мне было совершенно непонятно, почему я должен прилагать столько усилий для того, чтобы доказать небольшой в общем-то группе скептиков то, что совершенно очевидно и не нуждается ни в каких доказательствах.