Глубинная Россия: 2000 - 2002

Не будет большим преувеличением сказать, что весьма значительная часть нефтедолларов, заработанных на экспорте (за вычетом уведенных крупных капиталов и действительно элитного потребления), была обменена на «сникерсы» и жевательную резинку, которая у детей глубинной России повсеместно именовалась «жувачкой». Прошло десять лет, однако накопившаяся жажда ещё не утолена. В июне 2002 года, когда я проводил проектный семинар в Рузаевке, в городе и в районе проходили выпускные школьные балы. Не было ни одной девушки, бальное платье которой стоило бы меньше 200 «условных единиц», было много и более дорогих, что заведомо превышает меру доступного без крайнего напряжения сил большинства семей. И не только в районном центре — на следующее утро я вручал призы малышам, авторам рисунков, и вчерашним десятиклассникам, писавшим сочинения о родном для них месте[76]. Среди победителей была девушка из отдаленной от райцентра деревни, и на ней было такое же, очень дорогое по местным меркам, платье.

Само по себе это недурно, потому что свидетельствует о принципиальной возможности делать такого рода приобретения[77], однако приходится констатировать, что в весьма ещё бедном обществе продолжают властвовать культурные нормы, согласно которым жизнь не по средствам трактуется как единственно достойная форма бытия. Это обстоятельство является не меньшим, может быть, препятствием развитию малого бизнеса в России, чем всем известные бюрократические препоны.

Разумеется, есть ещё одна константа, смысл которой очень хорошо понимал Фет, явственно различавший российскую склонность к обильному употреблению крепких напитков и глухое пьянство:

«Беззаветное пьянство — удел пролетариата, которому у нас не о чем думать. Сыт и пьян он всегда будет, а остальное ему не нужно. Сюда относится громадное большинство бывших дворовых: домашней прислуги и мастеровых, созданных покойным крепостным правом».

Если вдуматься всерьёз, то трудно спорить с тем, что громадное большинство рабочих в недавно пережитом нами втором крепостном праве по существу своему были «дворовыми», поскольку исполняли обязанности так и не состоявшегося технического перевооружения производства. Большинство же сельскохозяйственных рабочих в колхозах и совхозах «дворовыми» в сущности и остаются.

Если в вопросах судопроизводства за полтора века и достигнут немалый прогресс (в последние десять лет), то в сюжетах правоприменения многие истории можно без труда менять местами во времени, за вычетом особенностей языка. Не менее любопытны параллели, и тогда, и теперь порождаемые, как писал Фет, «абсентизмом», то есть физической удаленностью владельца от предмета собственности. Разумеется, в наше время лёгкость коммуникаций через технические средства создает иллюзию простоты дистанционного управления. Однако изъятие каждого частного повода коммуникации из целостного социального контекста при кажущейся полноте информации искажает картину. Сейчас, когда немалые объемы собственности переходят в руки московских, самарских, пермских или петербургских компаний, когда завершается процесс «сбрасывания коммуналки» в руки местного самоуправления, необходимо предвидеть отдаленные последствия этого процесса.

Мы рассмотрели пунктиром всю небольшую книгу, равных которой в российской литературе, кажется, нет. Завершить хочется ещё одной из филиппик Фета против российской литературно-публицистической традиции, где широкий мазок кисти и удачное словцо ценились всегда выше, чем точность, где факты почти всегда подминались под идею:

«Что уж тут значит широта идей, одному Богу известно, а на деле это выходит мочальный хвост, который, для назидания, прицепляют к произведению. Этот мочальный хвост литературы потянулся у нас по всем отраслям искусства и даже жизни. Мы ничего знать не хотим. Нам давай поучительную музыку, таковую же поэзию, живопись, скульптуру — словом, все поучительное. Одна хореография отстала. Не думаю, чтобы новейший канкан был особо поучителен... Виноват, виноват! К канкану-то, напротив, и сводятся все современные искусства, с тою разницей, что все остальные обязаны говорить о том, что не следует делать, а канкан воочию показывает, что именно требуется. Гоньба за мочальным хвостом производится до того усердно и добросовестно, что в драме, в статуе, в картине нет уже ни драмы, ни статуи, ни картины, а торжествует один мочальный хвост с кислым запахом рогожи».

Составитель и автор предисловия к рассматриваемым очеркам Фета В.А. Кошелев, посетивший остатки фетовского имения, где после 1878 года не было хорошего хозяина, да и война прошлась по этим местам крепко, отмечает: