Глубинный путь

Наш литостат немного замедлил движение. Я догадался, что мы приблизились к цели.

В эти минуты мне пришлось напряженно поработать. По всем машинам было передано распоряжение соблюдать осторожность и уменьшить скорость движения.

Чуть позже я передал приказ остановиться. Наша машина тоже остановилась. Воцарился полный покой. Над нами нависали многометровые слои почв, вокруг были тесные стены, а где-то дальше в этих грунтах таились такие же металлические коробки с людьми.

Я связался со штабом фронта. Сигнал об атаке должны подать оттуда. Было условлено, что обе бригады начнут штурм одновременно.

Время, казалось, текло очень медленно…

Наконец я принимаю сигнал и передаю его всем машинам нашей бригады.

Ничто не шелохнется в флагманской рубке.

Макаренко возвращается к распределительному щиту — пункту управления нашим главным вооружением.

Последний сигнал: по всем кабинам звучит резкий звонок. Напряжение усиливается втрое… И литостат идет вверх, сокрушая цемент и железобетон, ломая фундаменты орудийных башен, расшвыривая блиндажи и пулеметные гнезда.

Представляю себе, что творилось тогда во вражеских укреплениях.

Кажется, твердо стоят вражеские армии и будущее сулит им победу. Бодро чувствуют себя их командиры. Крепко упираясь ногами в бетонированный пол артиллерийского каземата и следя за телеэлектроскопом, командир какой-то батареи раз за разом бросает приказы в телефонную трубку. Вдруг он чувствует, что под ним закачалась земля. Каземат начинает крениться и оседать. С грохотом обрушиваются соседние помещения, перестают стрелять тяжелые орудия батареи, в телефон слышны крики. «Неужели у большевиков нашлись такие колоссальные снаряды, что пробились на эту глубину?» Но взрыва, который должен был бы сопровождать падение такого снаряда, не слышно. Вместо этого снизу доносится какой-то скрежещущий гул. Земля под ногами качается все сильнее. Внезапно обваливается выходной туннель каземата. Бежать некуда. Офицер видит своих солдат. Лица их перекошены от ужаса. Тогда он вспоминает о своем долге и дрожащим голосом кричит: «Спокойствие!» Но в это время пол каземата идет трещинами и из земли, словно огромный крот, высовывается какое-то жуткое чудовище. Оно сокрушает подземную крепость, и оцепеневший гарнизон подземной крепости погибает, не успев даже сообразить, что это боевые советские литостаты прорывают линию вражеских укреплений.

Штурм продолжался. Из-под земли с хрипом и ревом выползали страшные чудовища. Одни вновь зарывались в землю и громили блиндажи противника, другие открывали смертоносный огонь с тыла по линии фронта и тыловым частям, находившимся в резерве или пришедшим на смену передовым. Фронт был прорван на многие десятки километров.

Далеко на юге такой же прорыв осуществила вторая бригада.

Литостаты бороздили глубины в разных направлениях. Через полчаса участок, где появились эти вооруженные чудовища, был охвачен паникой. Тогда с советской стороны хлынули танки, за танками — механизированная пехота, а затем, опережая пехоту, помчались грузовые машины с механизированной конницей. Впереди всех неслись штурмовые самолеты, преследуя врага. Молчали зенитные пушки: одни провалились в ямы, вырытые литостатами, вторые были раздавлены этими машинами, третьи остались без артиллеристов, бежавших в смертельном испуге.

Вражеское командование, пытаясь заткнуть брешь, бросило в бой полумиллионный резерв. Но ничего не помогало. Вторая бригада литостатов огненным валом шла вдоль фронта, каждый час уничтожая пять-шесть километров укрепленной линии. А первая бригада прорывалась во вражеский тыл и била врага там, где он пытался закрепиться.

Под землей работали еще сотни легких машин. Они подтягивали кабели, подавали техническую помощь потерпевшим аварию литостатам, подвозили боевое снаряжение и сжатый кислород в баллонах для боевых кротов.

Наша флагманская машина некоторое время шла на поверхности, обстреливая тыловые резервы. Внезапно вокруг нас начали падать тяжелые снаряды. Враг пытался обстрелять литостат из крупнокалиберных орудий. Первые осколки, забарабанившие по броне нашего корабля, нас не обеспокоили. Но вдруг один из снарядов угодил прямо в машину. Литостат вздрогнул от сильного удара, и командир приказал немедленно зарываться в землю.

В машине были первые раненые. Я не видел их, только слышал, как Тарас извещал об этом по телефону Барабаша. Раненые находились в кормовом отсеке по левому борту. Именно туда ударил первый, а затем второй снаряд, когда мы прятались под землю.

В нашу кабину заглянул Барабаш. Он был бледен, голос его звучал строго, глаза горели непривычными для этого флегматичного человека огоньками. Он просил вызвать санитарную машину, чтобы отправить раненых в госпиталь.

Я мог, конечно, передать его просьбу, но вряд ли к нам мог достаточно быстро подойти санитарный литостат. Я высказал свое мнение Барабашу.

Ярослав Макаренко прислушался к разговору.

— Что случилось? — спросил он у Барабаша.

— Одному из раненых надо сделать сложную операцию, — пояснил врач. — Иначе он не проживет и двух часов. Здесь это сделать невозможно.