Глубочайшее доверие к жизни

Он пишет в письме: «Мне все равно, что ты говоришь, и что говорит Иккью. Один только миг любви с этой женщиной – это все, о чем я мечтаю, мне не нужна нирвана».

Но я не могу оставить Нинада. Он может оставить меня, если ему велит эта женщина, но я буду его преследовать – я не позволю ему спать. Даже когда он будет с женщиной, я встану между ними и буду тормошить его: «Нинад! Что ты делаешь? Это всего лишь сон! Не обманывай себя. Проснись!»

Итак, когда будда мертв, его легко принять. Он не будет вас преследовать. Вы можете построить для него красивый храм и поклоняться ему. Вы можете сказать: «Будь здесь, в этом храме, и не выходи из него! Мы будем жить снаружи, а ты живи внутри. И мы будем периодически приходить и выказывать тебе наше почтение».

Потому что они больше не ворчат
И никому не досаждают.

Будда постоянно всем досаждает – потому что он против правящих кругов, против писаний, против всех устоев. Он постоянно нарушает все ваши устои. Он толкает вас из безопасности в опасность, он все время вынуждает вас идти из известности в неизвестность. Он не может оставить вас в покое, не может позволить вам отдохнуть. Он будет преследовать вас, пока вы не исчезнете.

Иккью шутит. В шутливой форме он говорит следующее: «Вот почему, когда будды умирают, люди строят для них великие храмы. Рождаются великие религии, появляется государственная церковь, многочисленные обряды, люди их почитают, пишут тысячи и тысячи книг. А когда они живы, люди либо распинают их, либо отравляют, либо оскорбляют и бросают в них камни».

Люди никогда не относились с уважением к живому будде. Они относятся с уважением только к мертвым. Люди уважают смерть, они не уважают жизнь.

Достаточно на сегодня?

Глава 11 В ожидании сладкого

Первый вопрос:

Ошо, для чего нужно, чтобы прирожденный буддист, как я, проводил суфийские танцы? А прирожденный суфий, как Прадипа, проводил випассану и дзадзен?

Анита, это сумасшедшее место. Я знаю это. В тот день, когда я говорил о прирожденных суфиях и прирожденных буддистах, я посмотрел в глаза Аниты и увидел в них немой вопрос. Я посмотрел в глаза Прадипы, и она тоже была озадачена.

Медитация должна выйти за пределы всех форм – суфийских, буддийских. Вначале форма необходима. И хорошо идти естественным путем, делая то, что соответствует вашим врожденным качествам. Но, в конце концов, необходимо выйти за пределы формы, иначе сама эта форма станет узами. На высшей ступени человек не должен быть ни буддистом, ни суфием. На этой ступени он должен просто быть – без формы, без определения, – быть чистым «ничто».

Я намеренно дал Аните работу, которую она здесь делает. Она действительно прирожденный буддист, это правда. Так я извлекаю ее из ее врожденной формы. Проводя суфийские практики, она со временем отойдет от своего прошлого. Ее прошлое было буддийским, и ей легче быть буддисткой. То же самое с Прадипой: ей было бы легче заниматься суфизмом, раньше она интересовалась именно этим. Она глубоко предана суфийским идеям, особенно идеям Гурджиева. А я поручил ей буддийскую практику – вести випассану и дзадзен.

Это просто способ извлечения вас из привычных форм – способ помочь вам войти в чистую медитацию. Чистая медитация – это просто медитация. Разве она может быть суфийской? Разве она может быть буддийской? В пути вы можете быть суфиями, буддистами, йогами, тантриками, но когда вы придете, все пути исчезнут. И вы все окажетесь в одном месте, в одном пространстве.

Это пространство – нирвана.

Здесь, со мной, многие вещи могут казаться вам странными – потому что здесь очень много людей, находящихся на разных стадиях роста. Одному я предложу одно, другому – другое. Каждому будет дано то, что необходимо для его стадии роста – а когда необходимость пройдет, оно будет отнято.

Последнее, что будет отнято, – это форма медитации. И тогда вы будете просто медитативными – медитация перестанет быть действием и станет просто качеством, ароматом. Форма медитации – это все еще часть ума. «Прирожденный буддист» означает, что ум еще есть, потому что только ум может быть прирожденным буддистом. Только ум может быть суфием, буддистом – уму нужны формы, уму необходимы занятия. Ум всегда жаждет какого-нибудь занятия, без дела он начинает умирать. Ему необходимо всегда быть чем-то занятым.

Три или четыре дня я не приходил на беседы – и люди начали исчезать. Просто сидеть здесь в течение часа было трудно. Услышав, что я не приду, Биг Прем мгновенно ушла, Ракеш ушел. Даже Дивья – в тот день, когда я пришел, Дивья сидела не на своем месте, а где-то далеко. Она села подальше, рассчитывая на то, что, если я не приду, она сможет легко улизнуть.

Просто безмолвно сидеть целый час, ничего не делая, очень трудно. Ум постоянно жаждет какого-нибудь занятия. Суфизм – это один род занятия, буддизм – другой, и их миллионы.