Глубокая борозда

— Вообще и сократить их надо, а главное, писать их как-то почеловечней, с душой. А то читаешь иную директиву и чувствуешь, что писалась она только «для порядка» — должен какой-то отдел по своей линии дать указание, вот и пишет.

Несгибаемый заговорил вдруг тепло, взволнованно:

— Никогда в жизни не забыть мне, Андрей Михайлович, одного письма… Было это в годы войны. Трудно было работать, кое в чем отставал тогда наш совхоз… И вот, знаете, приходит мне письмо, именное. Официальный бланк Наркомата совхозов, а текст чернилами написан — случай небывалый. Глянул на подпись: Лобанов! Наш нарком!.. Сам написал, от руки… А как написал! До сих пор помню… «Я внимательно ознакомился, по сводкам правда, с положением дел в вашем совхозе, беседовал с товарищем, побывавшим у вас в хозяйстве, и мне хотелось обратить ваше внимание на такие обстоятельства…» Понимаете: обратить внимание! При тех недостатках нынче управление прислало бы письмо, которое наверняка начиналось бы так: «Отмечаю вашу полнейшую бездеятельность…» — или что-то в таком роде. А нарком понимал, что и нам трудно. И вот он «обратил внимание», а это сильней действует, чем любая ругань. «Обращаю внимание…» — еще раз произнес Несгибаемый. — Помню, собрал я своих помощников, каждому дал письмо прочесть. А в письме, между прочим, говорилось, чтобы я посоветовался со своими зоотехниками, с доярками и попробовал бы искать резервы для улучшения дела. А потом концовка, Андрей Михайлович… «Если найдете пути к устранению замеченных недостатков, сообщите, пожалуйста. А также, если трудности не преодолимы своими силами, напишите мне. Правда, учтите, что мы, к сожалению, большими резервами не располагаем». Вот образец, Андрей Михайлович. Тогда, помню, у нас такое началось! За право сообщить наркому, что есть у нас порох в пороховницах! И мы нашли этот порох и месяца через два или три послали ответ. Поправилось у нас и с молоком, и с другими делами.

— А помощи попросили?

— Попросили, — улыбнулся почему-то Несгибаемый. — Правда, эта просьба не имела отношения к нашим недостаткам в животноводстве. Мы просили выделить нам один грузовичок, хотя бы из старых.

— И выделил?

— Новую полуторку дали!

— Министр не может каждому директору личные письма слать, — заметил Павлов.

Но Несгибаемый возразил:

— Каждому и не надо. А вот в трудные минуты… Да что министр! — махнул он рукой. — Пусть бы начальник отдела написал душевное… Но не было этого… И еще, Андрей Михайлович… Когда отстаем, ругать нас нужно. Может, деликатно, как нарком сделал, может, строго — кто как научился. А вот если иной раз в трудных условиях дело хорошо сделано — понимаете? — ведь за это надо бы поощрить. Не премией — нет. Премии заранее оговорены. А теплым словом. Почему, скажем, не написать записочку: вот, мол, Михаил Андреевич, ваш коллектив неплохо поработал в таком-то квартале. Мне, мол, приятно было узнать об успехах вашего коллектива, о том, что ваш совхоз вышел, наконец, из прорыва. Ну, а затем можно добавить: так держать! Или что-то в этом роде, но по-человечески, по-товарищески. Чтобы ты чувствовал, что за твоей работой следят, переживают вместе с тобой неудачи, радуются удачам. У нас часто боятся похвалить: испортишь, мол, похвалой, зазнается товарищ… Глупо это, несерьезно. Принцип оплаты у нас — по труду. Скажем, тракториста не боимся испортить высоким заработком, а руководителя боимся испортить теплым словом…

— Хорошо, Михаил Андреевич… А вот ты своим управляющим писал письма? Такие, как тебе нарком прислал?

Несгибаемый рассмеялся:

— Грешен, не писал… Видать, воспитание сказывается… — Потом заговорил серьезней: — Писем не писал: почти каждый день видимся… А вот поощрить за хорошее дело — это применял. И сам убедился: очень полезно. А главное, очень оно нужно — слово одобрения. Управляющие наши работают много, отдыхают мало. Тут только теплое слово и компенсирует недостаток времени для отдыха…

Павлов уезжал от Несгибаемого с множеством новых мыслей, навеянных беседой с ним. И на этот раз он более решительно сказал себе: «Несгибаемый — вот тип современного руководителя!»

10

Вечером в районном клубе председатель облисполкома вручал правительственные награды.

Орден Ленина вручен Несгибаемому, затем Павлову. И вот на сцене Иван Иванович Соколов. Он как-то нерешительно протягивает свою большую руку, лишь тремя пальцами попадает на теплую ладонь поданной ему руки. Предоблисполкома сам прицепляет к темно-синей гимнастерке Соколова орден Ленина, еще раз пожимает ему руку. Иван Иванович поворачивается лицом к залу, хочет что-то сказать. Зал заметно притихает.

Однако, подумав немного, Иван Иванович низко поклонился людям в зале и произнес лишь два слова:

— Спасибо, товарищи!

В перерыве возбужденные люди поздравляют друг друга, желают новых успехов в труде.

К Соколову, оттесненному оживленной толпой в угол фойе, пробралась Вихрова. На лацкане ее жакета орден Трудового Красного Знамени.