– Горит и тонет, как последнее корыто, – безжалостно откликнулся МакХэмилл. – Электростанция ещё сколько-то проработает, но бороться за живучесть уже бесполезно. Я отправил людей сдерживать пожар, но заниматься этим они будут ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы начать эвакуацию. Толстожопая калоша примет нас всех и не подавится. У журналистов будет оргазм.
– Я надеюсь, ты никакой аристократической дури не задумал? – спросил Такэда. – Учти, если тебе вдруг хватит ума приковаться в отсеке и гордо тонуть вместе с «Крамником», заставлю Газель сесть и вытащить тебя оттуда под страхом расстрела.
– Ты ей льстишь, Айвен. На такую палубу и мы с тобой уже не сядем, – хохотнул МакХэмилл. – Но да, тонуть вместе с настолько халтурно сляпанным корытом, даже без нормальной противоторпедной защиты, глупо и пошло. Вот сейчас закончим отправку шифровок в штаб флота, и…
Связь оборвалась.
Такэда, искренне надеясь, что сохранил лицо, медленно повернулся к подчинённым.
– Збых-сан, – произнёс он. – Дайте мне Розового лидера.
Голос в наушниках вырвал Газель из круговерти воздушного боя. Строй «казачков» истребительного прикрытия кое-как мог отгонять совместным огнём чересчур быстрых для них имперцев, но хватало их лишь на то, чтобы срывать обстрел на пролёте. Истребительное прикрытие «Красной базы» в итоге прикрывало только себя, беспомощное и бесполезное.
– Газель, это Айвен, – абсолютно спокойный голос командира разрушил её оцепенение. – Уточни статус «Красной базы».
– Горит, – машинально сказала Газель Стиллман, бросила взгляд на строй внизу и бездумно уточнила: – И тонет. И… Айвен, он взорвался!
– Это что, лифт полетел? – обалдело спросил кто-то на той же частоте. Над похожим на жерло геенны провалом на месте лётной палубы кувыркался, оставляя позади огненный след, главный лифт ангарной палубы в окружении гнутой арматуры и мелких обломков.
– Айвен, его больше нет, – повторила Газель. – Совсем нет. И экипаж… я не знаю, что-то вроде плывёт, но целых шлюпок почти не видно.
– Принял, – откликнулся Такэда. – С этого момента ударная группа «Красной базы» согласно приказу адмирала Такэхито находится под моим командованием. Газель, принимай командование. Ты единственный мой человек на той стороне атолла.
– Айвен, я… – Газель растерялась.
– Болонка комнатная или лётчик морской ударной полусотни? Решай! – потребовал Такэда.
– Х-хаи, Такэда-доно! – Газель решилась. – Всем Красным отрядам! На связи Розовый лидер. Курс – на атолл!
Бушующий за рифом осенний шторм до якорной стоянки докатывался лишь рокочущими отголосками, заставляя дремавших в гамаках ветеранов тревожно ворочаться с боку на бок. Ниже, под плиты главной бронепалубы, звуки шторма уже не проникали. Сюда и рев собственных орудий доходил едва-едва, почтительно замирая у двери с нарочито скромной обшивкой из бамбуковых плашек… с парой часовых. Впрочем, как шутили в проектном бюро, конкретно эту дверь можно было бы обтянуть хоть кожей с пениса крокодильчика, на общей стоимости корабля это бы практически не сказалось.
В том же стиле исполнили помещение за дверью. Стол из морёного дуба, три кресла… Спокойный деловой тон, никакой кричащей роскоши. Шкафы для бумаг вдоль стены так вообще щеголяли утилитарно-серой казенной сталью: за годы службы хозяин кабинета привык именно к таким и не видел причин изменять удобству ради показного вида. За эстетическую, а также историческую и духовную составляющую отвечал стоящий в нише миндалевидный красный щит с полустершимся рисунком. По семейной легенде оный щит был еще задолго до Перехода вручен отличившемуся ратнику лично князем Владимиром Ясно Солнышко то ли на Куликовом поле, то ли на Каванакадзима, с чего и началась полная воинской славы история рода Трубачевых-Маэда. Кроме щита, о войне здесь напоминали еще большая, на две трети стены карта архипелага и разбросанные по столу белые прямоугольники шифрограмм. Последнюю бросили поверх остальных меньше минуты назад. Теперь адмирал океана, заложив руки за спину, буравил взглядом карту, вернее, верхнюю часть, ибо тянуться самому было неудобно, а звать ради такой мелочи адъютанта – как-то не с руки.
На тихо щелкнувшую позади дверь он внимания не обратил. Входить подобным образом – без почтительного стука и предварительного доклада – могли себе позволить лишь пятеро, а одного из них он как раз и ждал.
– Что, Ваня, – причину адмиральской задумчивости вошедший разгадал с полувзгляда, – хочешь взлететь к потолку, да пузо не пускает?
– Есть такое в нашем роду, любим объемами прирастать. Зато ты, Арнольд, все такой же столб мосластый, как в молодости. Как только нырять умудрялся на этих ваших консервных банках, там же с местом еще хуже, чем на эсминцах…