Высокие показатели сменяемости, отражавшиеся в министерских сводках, порождались так называемой административной сменяемостью, т.е. освобождением руководителей от должности за невыполнение плана, нарушения техники безопасности и другим подобным причинам. Эта сменяемость действительно была очень высока, на некоторых шахтах она достигала 50 и более процентов в год.
Информация, полученная в ходе проведения глубоких интервью, выявила основополагающий недостаток проводившегося параллельно анкетного обследования. Это обследование, напоминаем, было ориентировано на изучение причин текучести инженерно-технических кадров. Главный порок этого исследования состоял в том, что в нем были изучены причины явления, которого в действительности не существует. Глубокие интервью сразу выявили, что вместо текучести существует административная сменяемость, а это принципиально иное явление, порождаемое совершенно иными причинами и отражающие совершенно иную проблему.
Обнаруженное в ходе исследования новое явление административной сменяемости требовало выяснения причин его возникновения и функциональной роли. Понимание этих вопросов пришло не сразу. Первым обратившим на себя внимание сигналом был тот факт, что небольшое число опрашиваемых руководителей (около 10-15%), в отличие от большинства своих коллег, характеризовали производственную и кадровую обстановку на своих шахтах как относительно спокойную. Это послужило основой для выдвижения гипотезы о наличии связи между степенью напряженности плана и сменяемостью кадрового состава руководителей.
Люди, с которыми я разговаривал – это обычные линейные руководители угольных шахт, в основном начальники участков.
Работал я просто за зарплату, записывал от руки, вечерами переписывал набело, многие годы валялись в таком виде у меня дома. Никого на работе это не заинтересовало, говорили: мы это и так знаем. А на меня эти интервью произвели огромное впечатление и в каком-то смысле перевернули мое мировоззрение.
Далее уже в нефтехимичемской отрасли я занимался так называемым социальным планированием (еще одна всесоюзная липа) и иногда бывал в командировках. Интересного было немного, но интервью с директором завода РТИ в г. Волжский – это одна из жемчужин. Я зашел к директору как обычный командировочный, было у меня какое-то задание, но к этому времени у меня уже выработалась привычка поговорить. А директор, видимо, уже озверел и подспудно хотел выговориться. Сначала сказал, что у него болит зуб и беседовать он не может (типа, пошел отсюда). Но отвечать стал на первый же вопрос, получилось спонтанное интервью. Видимо, сталинский страх уже прошел, а моральное озверение нарастало (в первую очередь у управленческого аппарата – вот он, парадокс эпохи). Повторяю, что директор был самый обычный, только нервный немного. Под конец он понял, что наговорил лишнего, но я к этому времени уже все записал (от руки).
Потом я перешел в ЦЭМИ АН СССР. Академик Ю. В. Яременко прочитал это интервью и дал зеленый свет на продолжение такой работы. Пользуясь академической свободой, я решил продолжить, и стал думать, как это можно организовать. В отраслевых институтах была возможность ездить в командировки, и заводчане принимали как представителя своей отрасли. В АН СССР такой возможности не было. Но я придумал опрашивать политических диссидентов, которых выгоняли из НИИ. Некоторые из них волею судьбы попадали на производство. Они были очень ценными и, с моей точки зрения объективными наблюдателями. Ведь я спрашивал их не об их убеждениях, а о том, что они видели вокруг себя. Была у них и определенная этика : не врать. Почтите интервью с рабочей-шлифовщицей – ей на заводе понравилось. Помимо прочего, ее зарплата возросла вдвое.
У Яременко я сделал три свои основные работы в этом жанре с рабочим завода Ангстрем Корсетовым, сотрудником отдела снабжения машиностроительнного завода в Одессе В. Игруновым и социологом из Владивостока Антоновой.
Классическим диссидентом был Игрунов, Корсетов был скорее стихийным рабочим лидером, который сильно повысил свое образование с помощью самиздата, а Антонова – это вообще уникальный человек, не попадающий под категорию диссидентов. Еще была сделана большая пачка интервью с работниками Миннефтехимпрома СССР в период распада хозяйственных связей непосредственно перед рпаспадом СССР.
Все три перечисленных интервью характеризовались одной и той же особенностью. Объем их получился внушительный. Каждое интервью – это около 5 встреч, часа по три каждая. Но тогда я был молод и мобилен, и не в этом была проблема.
Начнем с того, что для меня, московского сотрудника НИИ, заводской мир был настолько незнаком и непривычен, что я даже не знал, что спрашивать. Отсюда выработался мой "замечательный" прием задавать самый общий вопрос: "Ну, как там у вас на предприятии?"