Глубокие мотивы: повести

— А вы поднажмите.

Инспектор постучал по боковому карману, затем пошарил в нагрудном и уж потом сделал какое-то неопределённое движение рукой, которая не нашла того, чего искала, — сигарет. Курить бросил давненько, а вот рука всё ищет.

— Поднажатием тут не возьмёшь.

— А чем же?

Рябинин понимал легковесность своих вопросов: так о причинах преступности не спрашивают. Да так односложно и не отвечают.

— Слишком много, Сергей Георгиевич, ленивых людей.

— А преступность от лени? — улыбнулся Рябинин.

— Ага, — добродушно подтвердил инспектор, вставая.

Он прошёлся по кабинетному пятачку, зажатому между столом следователя и дверью. Рябинин подумал, что рабочее помещение надо бы выделять с учётом роста и габаритов его хозяина. Для Рябинина, выросшего на сто шестьдесят восемь сантиметров, ещё кое-как хватало. Но Петельников при своих ста восьмидесяти с лишком казался посаженным в коробочку.

Инспектор покосился на таволгу, как на пучок соломы, и весело сказал:

— Сергей Георгиевич, ты увлекаешься психологией. Так вот у меня своя, личная, оригинальная психологическая теория преступности. Если надумаешь тиснуть статейку, не забудь меня в соавторы.

Этих теорий у Петельникова имелось больше, чем ярких рубашек. Изредка он выкладывал следователю очередную, иронично намекая, что и сам считает их не очень серьёзными. Но Рябинин слушал серьёзно, ибо у преступности много причин, и Петельников нет-нет да и высказывал толковые мысли. Рябинин их ценил, но больше ценил тот поиск, который как бы между прочим вёл инспектор. Да и как не ценить, если вчера следователь сам изложил в дневнике очередную теорию.

— Преступления совершаются от безделья?

— Ну, это слишком в лоб, — изобразил обиду Петельников и внушительно, чтобы казалось посмешнее, начал излагать: — Говорят, что у некоторых людей бывают кое-какие пороки… Я утверждаю: в каждом человеке заложены все пороки. В ДНК.

— Кем заложены?

— Матушкой природой.

— И в тебе тоже? — улыбнулся на этот раз Рябинин: теория казалась уж слишком одиозной.

— И во мне. И всё пороки.

— Чего ж ты не воруешь и не хулиганишь?

— Я со своими пороками легко справляюсь.

— Значит, преступник — это тот, который не может справиться со своими пороками?

— Не хочет, — уточнил инспектор. — Слишком ленив.

— Ну что ж, теория свеженькая, — неопределённо заметил следователь, не собираясь заниматься критикой, ибо оценивать всё легче, чем создавать. Петельников создал, не вычитал. Рябинин всё больше склонялся к тому, что в каждой теории, будь она сколь угодно ошибочной, есть крупица истины. Но ведь истину так и нащупывают — крупицами.

— Ты послушай, — Петельников посерьёзнел и перегнулся к нему через стол, чуть не опрокинув таволгу. — Возьмём наркоманию. Один пьёт кофе, второй курит, третий употребляет водочку, а четвёртый какой-нибудь гашиш. Чётко восходящая цепь. Все они жаждут наркотиков, но закон преступил только последний. Следующий порок — обжорство. Согласись, все мы любим вкусно поесть, но большинство себя ограничивает. Дальше, воровство. Иногда смотришь на чужую вещь и думаешь: мне бы такую. Вдумайся — я хочу иметь чужую вещь. Хочу, но не беру. Справляюсь с сидящим во мне пороком, то бишь с воровством. Дальше. Разве иногда не хочется треснуть человека, какого-нибудь подлеца, да так, чтобы сделать ему больно? Хочется! А ведь это садизм — получать удовольствие от причинения боли. Справляешься, не трескаешь. Дальше. Зришь красивую женщину. Признайся, разве не мелькает мысль провести с такой женщиной… Чего ты заморгал? Лиде не скажу.

Зазвонил телефон. Рябинин нехотя снял трубку, захваченный возражениями против новой теории.

— Товарищ Рябинин?

— Да.

— Здравствуйте! Дежурный райотдела беспокоит. Петельников не у вас?

— У меня.

Рябинин протянул трубку инспектору. Тот её взял и моментально выдернул из внутреннего кармана своего клетчатого пиджака толстенную записную книжку, которой наверняка хватало на год, и какой-то металлический карандаш — тоже, видимо, заряжался раз в год. Инспектор писал, восхищая следователя привычкой делать всё одной рукой, пока вторая держала трубку.

— И тела нет?… — спросил Петельников.

Ему, вероятно, ответили. Рябинин не слышал ответа, но тихо вздохнул и непроизвольно глянул на сейф, где лежал следственный портфель. Если старший инспектор уголовного розыска спрашивает про тело…

Петельников положил трубку и тоже вздохнул — только шумно и сердито:

— Кончилась, Сергей Георгиевич, теория и началась практика.

— Что случилось?

— На окраине, на берегу озера, есть довольно крупный универмаг. Так вот, его ночью обчистили. Едем?

— Не моя же подследственность…

— Пропал сторож. Скорее всего, убит.

— Мог скрыться как соучастник, — предложил второй вариант Рябинин.

— Вряд ли. Старик лет двадцать сторожит… Поехали?

Рябинин мог не ехать — убийство только предполагалось. Но в последнее слово инспектор вложил чуть больше, чем оно значило: поехали, мне одному не хочется.

— Едем, — улыбнулся Рябинин.

— Тогда собирайся, машина подходит.