Глубокие раны

Кирилин, став бургомистром города, с утра до ночи варился словно в котле. На него сразу же обрушилось множество дел. Многое требовали от него оккупационные власти, еще больше времени отдавал он своим личным делам.

Подыскав трех подходящих компаньонов, он открыл в городе две парикмахерские, ресторан и начал восстанавливать большую мукомольню в пяти километрах от города. Это у него было что-то вроде вспышки приобретательства, неизвестно ради чего и зачем. Занятый такими делами, он не сразу вспомнил о жене. Только на четвертый день после артиллерийского обстрела решил наведаться домой. Но в это время его срочно вызвали в комендатуру, и он поручил сходить домой своему заместителю.

Вечером бургомистру доложили, что дом его сильно пострадал от обстрела и никакой жены да и вообще кого бы то ни было в доме нет. Кирилину требовалось присутствовать в эту ночь на допросах в гестапо, и он опять не смог пойти домой.

На другой день он договорился с начальником полиции и комендантом города о ремонте своего дома силами пленных из концлагеря, а вечером наконец узнал от заместителя, что жена Антонина Петровна находится у соседки, но разговаривать наотрез отказалась.

Кирилин усмехнулся. «Пусть поерепенится, — решил он. — Она привыкла неплохо жить и долго не выдержит. Главное, куда мог деться Витька? Может, в деревне… А то хватит дури и за армией уйти…»

При первом же удобном случае он решил поговорить с женой сам. Потом раздумал. Не годится мужчине идти на поклон первому. Он понимал жену и отлично знал ее характер, знал, что словом ее не убедить, не заставить подчиниться. Он решил положиться на время, так как был твердо уверен, что оно работает на него. Особо печалиться было нечего.

Кирилин усмехнулся и внезапно подумал о том, что в этот час рушатся страны, захлебываются кровью народы и люди, а ему совершенно безразлично и думает он о пустяках. В конце концов не все ли равно? Пусть калечат и убивают друг друга… Дуракам — синяки и побои, умным — совершенно противоположное. Так было — так будет.

В эту осень Кирилин впервые за много лет вздохнул свободно. Кажется, не напрасно провел он лучшие годы в страхе. Он еще не так стар и сумеет наверстать упущенное. Обретено чувство уверенности и безопасности, и это самое главное.

3

Поверхностному наблюдателю люди показались бы встревоженными, бесцельно и бессмысленно снующими муравьями. Но внимательно приглядевшись, он бы увидел, что в суете, в движении ясно ощущаются две противоположные силы, которые направляют это движение, придают ему черты закономерности.

Горнов воспользовался беспечностью немцев в первое время и перебрался из глухого поселка Выселки в город. Из четырех явочных квартир, намеченных задолго до прихода немцев, сохранилась всего лишь одна — в Южном предместье. Другую квартиру разрушило бомбой, в остальных разместились солдаты.

Намеченные заранее явки, пароли, первые организационные действия подполья оказались непригодными. Добротная, вроде на совесть скованная цепь неизвестно почему распалась.

После тщательных, но безуспешных попыток найти хотя бы ее концы, Горнов прекратил поиски. Все оказалось в десятки раз сложнее, чем казалось тогда, на секретных совещаниях. С каждым днем становилось все яснее: нужно начинать с азов. И он, бывалый организатор, недюжинный работник, с ожесточением принялся рыться в памяти, отыскивать в ней новые адреса и фамилии. По ночам он пробирался к адресатам. Людей, о которых он вспоминал, часто не оказывалось на местах. Или же в последнюю минуту он сам терял уверенность и не решался довериться им. Он не имел права рисковать.

Наконец после двухнедельных поисков ему удалось найти трех надежных товарищей. Одного из них Горнов заслал в полицию, двум другим поручил искать верных людей.

Вспомнил он и о семье покойного друга — Сеньки Иванкина. У Семена остались жена и сын; в первые годы после гибели друга Горнов часто навещал их, потом как-то само собой получилось, что за работой, за другими делами он стал ходить к ним все реже и реже, еще позднее вспоминал о них лишь при встречах.

Сейчас Горнов не знал, живут ли они на старом месте, живы ли вообще, не знал, чем ему поможет жена бывшего друга — рыжеватая простецкая женщина. Но он решил разыскать их. Ему почему-то очень захотелось увидеть Иванкину и Сережку, до удивления похожего на отца.

Выбрав вечер, когда сыпался мелкий нудный дождик, Горнов вышел из дому в непроглядную темень и осторожно прикрыл за собой калитку. Чья-то рука сразу же легла ему на плечо.

— Извините. Нужно поговорить.

Голос с хрипотцой и принадлежал скорее всего человеку старому.

От неожиданности и еще более от страха, неприятно кольнувшего в груди, Горнов на несколько мгновений потерял возможность двигаться, и лишь рука, сжимавшая рукоятку пистолета, инстинктивно напряглась.

«Засада? Выследили? Почему же не хватают сразу?»