Глубокие раны

Взгляд Риттера упал на свободную парковочную площадку, на которой рядом с его кабриолетом стоял еще только один автомобиль — темный автофургон. Томас хотел уже отвернуться, когда в передней части машины на долю секунды вспыхнул свет, и он увидел лица двух мужчин. Его сердце начало колотиться от страха. Катарина сказала, что документы чрезвычайно актуальны, возможно, даже опасны. В дневное время Риттер не обратил внимания на эти слова, но сейчас — поздним вечером, в половине одиннадцатого, на одиноком заднем дворе, в промышленном районе Фехенхайма — в этой мысли было что-то угрожающее. Он взял свой мобильный телефон и набрал номер Катарины. Та ответила после десятого звонка.

— Кати, — Риттер попытался говорить спокойно, — мне кажется, за мной следят. Я еще в офисе и работаю над рукописью. Внизу, на парковочной площадке, стоит автофургон, в котором сидят два типа. Что мне сейчас делать? Кто это может быть?

— Успокойся, — ответила Катарина, понизив голос. Вдалеке Томас услышал гул голосов и звуки фортепьяно. — Это наверняка лишь твое воображение. Я…

— Это никакое не воображение, черт подери! — прошипел Риттер. — Они стоят здесь внизу и, видимо, ждут меня! Ты ведь сама сказала, что эти документы могут быть опасны!

— Но я так не думала, — сказала Катарина, смягчив тон. — Я не думала о конкретной опасности. Об этом ведь никто не знает. Поезжай сейчас домой и как следует выспись.

Томас подошел к двери и выключил верхний свет. Затем опять подошел к окну. Автофургон все еще был здесь.

— Оʼкей, — сказал он. — Но я должен еще отнести дневники в банк. Как ты думаешь, со мной может что-то случиться?

— Нет, это глупости, — услышал он голос Катарины.

— Ну, хорошо. — Риттер почувствовал себя чуть спокойнее. Если бы ему действительно грозила опасность, Эрманн отреагировала бы иначе. Он, в конце концов, ее золотой осел, она бы не стала так легкомысленно ставить на кон его жизнь. Неожиданно он почувствовал себя глупцом. Катарина, должно быть, считает его тряпкой! — Кстати, я послал тебе рукопись, — сказал он.

— О, великолепно, — ответила Катарина. — Я прочту ее сразу же завтра утром. Я больше не могу говорить.

— Все ясно. Спокойной ночи.

Риттер захлопнул свой мобильный телефон, затем упаковал дневники в пакет торговой компании «Альди», а лэптоп — в рюкзак. Его колени дрожали, когда он шел по коридору.

— Все это лишь воображение, — пробормотал он.

Среда, 9 мая 2007 года

— Ты не представляешь, кто мне вчера звонил, — сказала Козима из ванной. — Скажу тебе, я была просто поражена!

Боденштайн лежал в постели и играл с малышкой, которая, смеясь, схватила его за палец и сжала с удивительной силой. Было уже пора завершить это запутанное дело, потому что он действительно слишком мало видел свою младшую дочку.

— Кто же? — спросил он и пощекотал животик Софии. Она радостно кричала и сучила ножками.

Козима появилась в дверях, обернутая полотенцем и с зубной щеткой в руке.

— Ютта Кальтензее.

Оливер онемел. Он не рассказывал Козиме, что Ютта Кальтензее в последние дни звонила ему минимум раз десять. Сначала он чувствовал себя польщенным, однако разговоры, на его взгляд, очень быстро стали носить доверительный характер. Но только вчера, когда она совершенно откровенно спросила его, не могут ли они как-нибудь вместе поужинать, Оливер понял, какую цель на самом деле она преследовала своими звонками. Ютта однозначно с ним заигрывала, и он не знал, как ему себя с ней вести.

— Да что ты? И что же она хотела? — Боденштайн заставил себя говорить с безразличной интонацией. При этом он продолжал играть с ребенком.

— Она ищет себе сотрудников для новой кампании по поддержанию имиджа. — Козима пошла в ванную и вернулась в халате. — Сказала, что ей пришла в голову моя кандидатура, когда она встретила тебя у своей матери.

— В самом деле?

Оливер почувствовал дискомфорт при мысли, что Ютта за его спиной собирает информацию о нем и его семье. Кроме того, Козима не была рекламной звездой, а занималась производством документальных фильмов. Аргумент с кампанией по поддержанию имиджа был ложью. Но зачем она это делала?

— Мы сегодня вместе обедаем, и я послушаю, что она хочет. — Козима села на край кровати и стала намазывать ноги кремом.

— Неплохо. — Боденштайн повернул голову и посмотрел на свою жену с выражением полного доверия. — Пусть Ютта как следует раскошелится. У семейства Кальтензее денег куры не клюют.

— Ты ничего не имеешь против?

Оливер не понял, что Козима имела в виду, задав этот вопрос.

— Почему я должен быть против? — спросил он и в ту же секунду решил в дальнейшем игнорировать звонки Ютты Кальтензее. Одновременно он начинал понимать, насколько далеко уже зашли его отношения с ней. Слишком далеко. Одна только мысль о проницательной и волнующе привлекательной женщине разжигала в Оливере фантазии, которые не подобает иметь женатому мужчине.

— Их семья ведь находится в фокусе ваших расследований, — сказала Козима.

— Просто послушай, что она тебе скажет, — предложил Боденштайн вопреки своему желанию.